— Сегодня днем в библиотеке, — прошепталаона, — ты сказал, что я испорченная и извращенная. Это так?

Только теперь Фоскари понял, что его извинение былонедостаточным.

— Нет, дорогая, это не так. Ты просто очень открыта. —Неуверенное, полное боли выражение, промелькнувшее на ее лице, смутило его. Нукак он мог быть так груб. с ней? — спросил себя граф. Что за порывзаставил его наговорить ей столько неприятных вещей? И хоть Йен тщательноскрывал это от самого себя, он боялся, что она окажется виновной, что емупридется бросить ее. Он использовал свой страх как оружие против нее, наказываяБьянку за то, что снова хотел ее. Мог ли он хоть чем-то сгладить свою вину?Перспектива потерять лучшую партнершу, какая у него когда-либо была, пусть дажеона и опасная преступница, приводила Фоскари в отчаяние, особенно учитывая еговозбуждение. Необходимо было действовать как можно быстрее.

Бьянка смутилась, когда он снял ее со стола, сам сел натабурет, стоявший около стены, и поставил ее между ног лицом к зеркалу.

— Я хочу сделать тебе подарок. Хочу, чтобы ты увидела,как ты красива, дорогая, когда достигаешь вершины наслаждения, — прошепталон ей на ухо таким голосом, от которого по ее телу пробежали мурашки.

Одна его рука ласкала ее левую грудь, а другая скользила всениже и ниже, пока не достигла пушистого треугольника внизу. Для начала Йенвзъерошил шелковистые волоски, намотал их на пальцы, потом положил на нихладонь. Потом его указательный палец скользнул глубже, к тому местечку,которое, как он знал, жаждало его ласк. Бьянка, широко распахнув глаза,наблюдала за ним. Потом ко второй его руке присоединилась первая. Испытываясладкую истому, Бьянка вскрикивала и сладостно стонала, дрожа все сильнее. НоЙен не хотел, чтобы она так быстро испытала оргазм.

Он хотел, чтобы она возбудилась еще сильнее, хотел убедитьсяв том, что она знает, до чего хороша, когда волны наслаждения пробегают по еетелу. Бьянка, закинув голову и чуть приоткрыв губы, прижалась к нему, чувствуя,как его возбужденная плоть прижимается к ее спине. Внезапно Фоскари соскользнулс табурета и на миг исчез, а потом она увидела в зеркале, как он оказался передней, чуть раздвинул ее ноги, освобождая себе место.

Через мгновение его курчавая голова приблизилась к ее лону,а губы стали ласкать ее самое сокровенное место. Ей казалось, что она ужеблизка к взрыву, но ощущения, которые он ей дарил, были так божественны, чтоона хотела их всячески продлить. Глядя на то, как золотоволосый мужчина ласкаетее, Бьянка чувствовала себя опытной, желанной, красивой и возбужденной. Она судивлением увидела, как ее рука с силой прижимает его голову к себе. Вот Йенубрал пальцы и продолжил ласкать ее одним языком, потом его зубы слегкаприкусили ее разгоряченную плоть, и она кончила, закричав от острогоудовольствия.

Когда она вцепилась пальцами в его волосы и выкрикнула егоимя, Фоскари понял, что его дар был принят. Встав на ноги, он поцеловал ее, приэтом его губы все еще были покрыты ее росой. Бьянка крепко прижалась к нему. Ейхотелось чувствовать его, обнимать, вдыхать аромат его тела, сводивший ее сума. Она посмотрела на отражение их сплетенных тел и поняла, что хочет, чтобыэто волшебное мгновение никогда не кончалось.

Тут Бьянка почувствовала, что естество Йена все сильнее вдавливаетсяв ее бедро, и вспомнила, что она не единственная, кто хотел улететь ксверкающим высотам оргазма. Их глаза встретились в зеркале, и ее рука приняласьласкать его пульсирующую плоть.

Фоскари заскрежетал зубами, понимая, что находится на грании должен как можно скорее войти в нее. И тут внезапно он спросил себя: захочетли она разделить его фантазии? Вспомнив, с какой готовностью она всегдаотдавалась его ласкам, Йен повернул ее спиной к себе и подтолкнул к табурету.

Словно прочитав его мысли, она легла животом на прохладнуюповерхность табурета и отвела руку назад, чтобы привлечь графа ближе к себе. Взеркале она видела, как его упругая плоть вошла в ее нежное влажное лоно. Глядядруг другу в глаза в зеркальном отражении, они ритмично задвигались, и вскоре влаборатории раздались их крики, знаменующие победу любви…

Слишком уставшие, чтобы спускаться в свои покои, ониулеглись на стол посреди лаборатории. Бьянка задремала, но Йен, охваченныйкаким-то странным чувством, которое можно было назвать лишь радостью, не могзаснуть. Некоторое время он с незнакомой ему доселе нежностью наблюдал заспящей рядом с ним женщиной, а потом его взор устремился в небо. Он спрашивалсебя, что происходит с ним, что будет с ними, когда выяснится что-нибудь невероятное.

Тело Йена так затекло, что он не мог шевельнуться, но егоудивленный крик разбудил Бьянку. Она проследила за его взглядом и сама несмогла сдержать крика. Казалось, на небе началось какое-то пышное празднество.Звезда за звездой пускалась в танец, и они летели в темной мгле неба, оставляяза собой длинные белые хвосты света…

Бьянка подбежала к балконному окну, чтобы выяснить, откудадоносится отвратительный клекот, который разбудил ее. Она раздвинула шторы иувидела павлина — огромную, угрожающе нахохлившуюся птицу, которая снова издаламерзкий звук. В этот момент в комнату ворвался Нило, за которым чуть менеерешительным шагом следовал Франческо.

— Не трогай его! — взмолился Нило, направляясь кокну.

— Птица очень напугана. Все обойдется, — обиженнопроворчал Франческо, остановившись рядом с Бьянкой. — Это получилосьслучайно. Мы не предполагали, что они могут летать.

— А животные будут? — с достоинствомпоинтересовалась Бьянка. — Например, тигры? Может быть, сделать из второгобального зала зоопарк?

— Синьорина Сальва, — официально начал Франческо,раздуваясь от обиды, как индюк. — Вы плохо представляете себевеликосветский раут. Павлин — неотъемлемый его атрибут.

Он подошел к птице, до сих пор издающей жалобные стоны.Когда Бьянка вышла, они с Нило всерьез принялись обсуждать проблему, каксделать так, чтобы павлин больше не беспокоил ее.

Весь дом пребывал в явном беспокойстве. Лакеи натиралиперила лестницы, стирали пыль в самых дальних углах дома, расстилали новыековры в залах. По пути в гостиную Бьянке пришлось уворачиваться от старинногошкафа, у которого, казалось, ожили ножки, от под носа, заставленногохрустальными бокалами, и от апельсинового дерева, которое поднимали полестнице, заняв им весь пролет.

Оказавшись в гостиной, она испытала облегчение. За столом вполном одиночестве сидел Криспин. Это был единственный человек, которого ейхотелось видеть.

Криспин тепло приветствовал ее, когда она опустилась на стулрядом с ним.

— Скажите, милорд, присутствие павлинов навеликосветском приеме обязательно?

— Конечно, — без улыбки ответил Криспин. —Чем больше экзотических птиц, тем торжественнее обстановка. Йен, например,просто не явится на прием, если на нем меньше десяти павлинов. Я не настолькочванлив.