– То есть нам придётся расстаться с парнями? Но… но мы с Коди встречаемся уже два года, с первого курса вместе.

– И я только начала отношения…

– Мыть полы?

– А группа поддержки? Игра же на носу?!

– Почему такие правила, Мира? Это же… жестоко!

Позволяю практически каждой выразить своё трусливое негодование, рассматривая свой маникюр. Надо бы сделать новый. К примеру, что-то в мягких пастельных тонах.

– Всё? Закончили? – Отмечая, что наступает тишина, поднимаю голову и встречаюсь с недовольным взглядом Сиен, стоящей, прислонившись к перилам лестницы. А она даже голоса не подала.

– Пока парни не поймут, в кого они себя превращают. Пока они не осознают, как безобразно и неподобающе ведут себя. Пока они не узнают, что такое бойкот за то, что они портят наш авторитет. Я могу долго перечислять причины такого решения. Но, уверена, что вы все согласны, что произошедшее с Флоренс Делон и использование ей безжизненной и пьяной туши Оливера Фиреля может повториться. Вы хотите, чтобы ваш парень оказался на его месте, а вы на моём? Кто вас защитит? Кто докажет остальным, что вы не имеете никакого отношения к наказанию кого-то или же к убийству? Как вы будете смотреть в глаза своим родителям, когда безобразное поведение, зависимость от наркотиков и алкоголя, или отравление ими станут достоянием общественности? Вы хотите быть высмеянными? Вряд ли. Мы, сестринство «Оморфия» – самый мощный и властный рычаг решений и обстоятельств. Мы пишем правила и заставляем других им следовать. И если я узнаю или же увижу, что вы пошли наперекор моим словам и приказам, то будете немедленно исключены из нашего сестринства, занесены в чёрный список и наказаны так жестоко, как никогда. Вы пойдёте голыми до администрации и останетесь ждать их в таком виде, пока не наступит утро, и вам не выделят свободное место в главном корпусе общежития. А мест там, насколько мне известно, нет. Выбор за вами, сёстры, но только я могу вас защитить и пообещать достойное будущее, за которое вы не будете гнить за решёткой. Если кто-то не согласен, то у вас есть шанс уйти отсюда немедленно, – замолкаю, ожидая новой волны возмущений, но мои слова подействовали на них. Они задумались о том, что, действительно, верно в этой жизни.

– Что ж, раз вы всё ещё здесь, значит, пора приступить к утренней зарядке. Всем умываться, и встречаемся у входа через десять минут. Пробежка, затем разминка и завтрак. По местам, сёстры, – хлопаю звонко в ладоши и спрыгиваю со стеклянного столика.

Все молча расходятся и, конечно, начинают шептаться, причитая о том, что теперь для них недосягаемо. И это ведь правильно. Я поступила верно. Раз меня вчера не услышали, значит, я должна ради благополучия тех, кого взялась защищать, продемонстрировать Оливеру, что не шутила. Воспоминание об имени Оливера моментально врывается в голову. А затем другое, где я видела ЕГО. Рафаэля. И настолько сильно запаниковала, что отключилась. Сознание потеряла, и такое со мной случилось впервые. Это страшно. Если раньше я думала, что смогу более или менее достойно встретиться с ним лицом к лицу, то сейчас это кажется безумно смешным. А это было лишь издалека. Что будет со мной, когда он будет стоять напротив? Не осознавала, что страх вызывает такую боль, которую я не в силах преодолеть. И не физическую, а душевную. За это я его и ненавижу. Ненавижу за то, что он со мной сделал. Ненавижу за то, что забрал мою уверенность.

– Легче стало? – Ехидный голос вырывает меня из раздумий, и я, моргнув один раз, оборачиваюсь, наблюдая, как Сиен, одетая в спортивный костюм, приближается ко мне.

– Я понимаю, что ты мстишь Оливеру, но они-то здесь при чём? Зачем ты разрушаешь отношения и чувства девочек? Мира, очнись, что ты творишь?

– Тебя не должны касаться мотивы моих поступков, Сиенна. Ты здесь на таких же правах, как и остальные, даже на меньших, – фыркая, иду к двери, чтобы на улице подождать всех остальных.

Резкий захват за локоть, и внутри всё переворачивается. Ладонь вмиг замахивается и в следующий момент с громким и звонким хлопком опускается на щёку девушки. Она взвизгивает, отпускает меня и, прижимая руку к лицу, с ужасом смотрит на меня.

– Не смей. Меня. Трогать. Никогда, – шиплю я, наступая на неё.

– Не смей. Ко мне. Подходить. Не смей. Со мной. Пререкаться. Не смей. Учить меня. Не смей даже говорить со мной, – сквозь зубы рычу я. И меня не волнует то, что обида и непонимание вызывают слёзы у подруги. Меня не волнует, что я прощаюсь с единственным человеком, которому могла бы доверять здесь. Меня ничего не волнует, кроме того, как страшно мне от любых прикосновений. Страшно и больно, словно новые удары сыплются на мою обнажённую кожу. Я больна… психически нездорова, признаю. У меня есть повод бояться, есть причины, чтобы реагировать так остро и необдуманно. Есть, но никто о них не должен знать. Никто, даже она!

– Я предупреждала, чтобы ты не лезла ко мне. С этих пор тебе запрещено ко мне подходить без надобности. Запрещено есть со мной за одним столом. И я ещё подумаю, оставить тебя в сестринстве или же выбросить к чёртовой матери, раз ты такая тупая дура. Ты не нужна мне, поняла? Ни ты, ни кто-то другой. Вы все меня раздражаете. Будь моя воля, я бы вас всех сожгла и посадила на пики, чтобы украсить подъездную дорожку к моему дому. Ты омерзительна, – выплёвываю с отвращением каждое слово, остро бьющее девушку. Слеза скатывается по её лицу, Сиен бледнеет, а мне гадко от самой себя. Я мразь, последняя сука в её глазах. Пусть… пусть будет горько, пусть будет необратимо. Пусть, но так ничего больше не спровоцирует паническую атаку. Сейчас я особо уязвима… слишком уязвима и ранима. И, чем сильнее эти чувства овладевают мной, тем безобразнее я поступаю. Защитная реакция… прости.

Смеряю её уничтожающим взглядом и, разворачиваясь, выхожу из дома. Я не могу больше контролировать себя, когда настолько обостряются все страхи, да и вчерашние события буквально потрясли меня. Помимо того, что я отключилась, меня нашёл Оливер и разбудил, словно бездомную, упавшую где-то между помойными вёдрами. Какой стыд. Стыд за то, что он нашёл меня. Стыд за то, что я позволила хоть кому-то увидеть меня в таком состоянии. Стыд и ноющее сердце, как будто его вновь избили до кровавых ран. И так плохо было. Без причин, просто плохо и жалко себя. Поэтому бессонная ночь, новые правила и ещё более гнусное поведение стали последствиями надлома. А что произойдёт, когда ОН дотронется до меня? Я с ума сойду? Я сброшусь с крыши или сотворю что-то ужасное? Не знаю… это меня сильно пугает. Все эти отработанные слова и продуманное поведение, взгляды и выражение лица, всё полетело к чёртовой матери. Ничего не поможет. Я не справлюсь… не вытерплю.

– Мира.

Делаю глубокий вдох и, широко улыбаясь, смотрю на девушек из сестринства, собравшихся у входа.

– Отлично. Делаем круг по площади университета и идём на зарядку. Никто не отстаёт, – киваю им и начинаю пробежку.

Боже, это идиотизм. Конечно, держать себя в физической форме – прекрасно. Но признаться себе в том, что творить подобное с девочками – мой личный пунктик по подготовке к нападению и последующему бегству – неприятно и мерзко. Да-да, всё именно так. Принудительная закалка. Надеюсь, мне когда-нибудь скажут за это спасибо.