— Ну что ж, нет так нет, — быстро согласилась я, опасаясь новой порции сарказма.

— Я разве сказал, что отказываюсь? — удивился Гауляйтер, пощипывая ус. — Ни в коем случае. Просто и сам ещё не знаю, захочу ли завтра выбраться из Снегирей. Так что давайте считать, что я ответил на ваше предложение так же уклончиво, как вы на моё.

— По-моему, я ясно говорю, что не собираюсь за вас замуж, — дёрнула я плечом.

— А я вот возьму и приду на завтрашнее заседание, тем самым подав вам пример положительного решения вопроса, — развеселился Арзамасов.

Бабушка и дед отправились в гости к Ермоловым, и я заторопилась домой, опасаясь надолго оставаться один на один с Гауляйтером. Когда тот пребывал в игривом настроении, от Григория Андреевича можно было ожидать каких угодно выходок. В прошлый раз, оставшись со мной наедине, Арзамасов разбил стекло в гостиной, запустив в окно туфлей только потому, что увидел на раме муху, но ему лень было вставать из-за стола. Стекольщик явился в течение получаса и исправил то, что натворил наш гость. Вернувшиеся из поездки по магазинам старики не поверили моему рассказу, заявив, что я клевещу на мужчину, ибо сильно его недолюбливаю.

День суда над Евгенией был очень важен для меня. От того, как пройдет заседание, зависело, вернётся ли Борис к нормальной жизни или так и будет пресмыкаться перед влюблённой в природу певичкой. Проявлений действия отворота, который обещала сотворить колдунья Серафима, я до сих пор не замечала. И даже понемногу начинала волноваться, а не надула ли меня потомственная ведунья.

На заседание суда Борис явился разодетый, как жених. Особенно меня потряс новый костюм кудрявого друга цвета южной ночи в сочетании с розовым в серую полоску галстуком и белоснежной рубашкой. Кроме того, Устинович-младший щеголял в узких лаковых туфлях, купленных явно в магазине для новобрачных. Проведя столько лет бок о бок с Джуниором и зная его пристрастие к комфортной одежде, я меньше всего могла предположить, что он когда-либо облачится в костюмную сбрую и лаковые «колодки». Евгения держалась скромнее, особенно себя не демонстрировала, лишь улыбалась скорбной улыбкой невинно оклеветанной богини, с Олимпа взирающей на гонителей.

Чтобы немного сбить с приятеля спесь, я подошла к Маше Ветровой и громко, на весь коридор, сказала:

— Мария, ты вчера спрашивала насчёт присутствия Григория Андреевича… Я пробовала навести справки, но моя попытка не слишком-то удалась. Арзамасов мужчина непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от него ожидать. Вроде бы приходить на слушание дела он не собирался, но в любой момент может передумать и нагрянуть в зал суда как незаявленный ранее свидетель.

Джуниор бросил на меня исполненный презрения взгляд и, придерживая за локоток Евгению, направился в зал. Я подхватила под руки Ветрову и Киру Ивановну и двинулась за ними. Пол Банкин замыкал шествие.

Первым взял слово прокурор, высокий худощавый мужчина в форменном кителе и с лицом иезуита. Запавшие щёки и цепкие глаза выдавали в нём рьяного поборника справедливости, и я не без удовольствия отметила про себя, что при таком обвинителе шансы на победу у Устиновича-младшего существенно снижаются. Судьей же была спокойная и явно невредная на вид женщина лет пятидесяти пяти, и это меня не порадовало. Подобные дамы обожают душещипательные истории, рассказывать которые Борис большой мастак.

* * *

— Двадцать первого января нынешнего года, — звонко начал прокурор, — на территории лесопарка «Лосиный остров» Евгения Арзамасова выстрелила в Гедеминаса Лациса из травматического оружия и причинила ему травмы, несовместимые с жизнью. Обвинение квалифицирует деяние подсудимой как подпадающее под часть первую статьи сто второй Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, то есть рассматривает как предумышленное убийство, и настаивает на лишении свободы подсудимой Арзамасовой сроком на четырнадцать лет в колонии общего режима.

— Ваша честь, это была необходимая самооборона! — подал голос Борис. — А значит, к моей подзащитной следует применить статью сто восьмую Уголовно-процессуального кодекса. Срок наказания в этом случае составляет не более двух лет. Кроме того, я считаю, что моя подзащитная не заслуживает реального лишения свободы, и в данном случае можно обойтись условным сроком наказания.

— Сторона защиты квалифицирует поступок обвиняемой как необходимую самооборону, — желчно проговорил прокурор. — Но позвольте спросить, господин Устинович, от кого Арзамасова защищалась? От безоружного молодого человека, прогуливавшегося в тех же местах, что и ваша подзащитная? Причем, замечу, не тёмной ночью, а в восемь часов утра!

— Однако при потерпевшем был обнаружен шприц с пятьюстами единицами инсулина, а это смертельная доза не только для такой хрупкой девушки, как моя доверительница, но и для мужчины с массой тела в сто килограммов.

— Вы упорно пытаетесь подвести суд к мысли, что убитый имеет какое-то отношение к подражателю так называемого инсулинового убийцы, — начал раздражаться представитель обвинения. — Но следствие пришло к выводу, что это не так.

— Однако Гедеминас Лацис не кто иной, как родной сын Валдиса Лациса, совершившего в тысяча девятьсот девяносто пятом году серию жестоких убийств при помощи инсулина, — возразил адвокат обвиняемой.

— И что их родство доказывает? — скривился прокурор.

— А также следует учесть, — гнул свою линию Борис, — что дело инсулинового убийцы вёл Григорий Андреевич Арзамасов, дядя моей подзащитной.

— Вот вы, господин адвокат, упорно настаиваете на том, что потерпевший и подражатель — одно и то же лицо, — скрипучим голосом проговорил прокурор. — Но в материалах дела имеются документы, доказывающие обратное. Ваша честь, ознакомьтесь с показаниями свидетеля Урусова, протезиста стоматологической клиники «Экодент». Доктор уверяет, что пятого января, то есть в день убийства Ольги Дорошиной, Гедеминас Лацис провёл у него два с половиной часа — с двадцати ноль-ноль до закрытия клиники. Это подтверждают выписки из медицинской карты потерпевшего Лациса.

— Господин прокурор, нельзя ли пригласить свидетеля Урусова в зал суда? — иронично прищурился Устинович-младший.

Обвинитель замялся и недовольно ответил:

— Урусов не смог прийти на заседание. У него уважительная причина.

— Какая, если не секрет? — не отставал Борис.

— Свидетеля нет в Москве.

— Дело в том, что Урусова нет не только в Москве, но и в России. Свидетель эмигрировал в Канаду за неделю до начала слушаний дела. Уж не потому ли он так поспешно уехал из страны, что в тысяча девятьсот девяносто девятом году проходил свидетелем по делу, которое вёл следователь Арзамасов? Уж не получилось ли так, что Григорий Андреевич надавил на своего давнего знакомого, вынудив дать ложные показания?

— Вы берётесь это доказать? — повысил голос прокурор, играя желваками.

— Нет, но защита имеет веские основания утверждать, что Григорий Арзамасов общался с потерпевшим Лацисом, — невозмутимо продолжал Устинович-младший. — Страница восьмидесятая уголовного дела содержит распечатку звонков с мобильного телефона Григория Арзамасова, в которой зафиксировано восемь контактов между этими абонентами. Защита предполагает, что потерпевший мог угрожать Арзамасову, испытывая к нему личную неприязнь. Или требовать от бывшего следователя компенсацию за смерть отца. Но до самого Арзамасова добраться невозможно, он окружён охранниками, и Гедеминас Лацис мог попытаться свести с ним счёты путём нападения на племянницу.