— Ваша честь, — обратился к судье мужчина. — Я Арзамасов Роман Андреевич, хочу сделать заявление.

— Мы слушаем вас, — приветливо откликнулась судья, с жалостью глядя на инвалида.

— Хочу официально заявить, что не являюсь автором серии картин под общим названием «Обнажённая Зоя». Настоящий их автор — художник Валдис Лацис. Именно его дети должны были получить двести миллионов долларов. И они получили бы, если бы дочь Валдиса Евгения не убила своего единокровного брата Гедеминаса.

— Папочка, что ты такое говоришь? — всхлипнула Женя, недоверчиво глядя на отца.

— Девочка, ты сделала всё, чтобы никогда не увидеть денег, — усмехнулся больной старик. Затем добавил: — И меня несказанно радует мысль, что я тебе в этом помог. Надо сказать, я очень старался, приближая время, когда три ненавистных мне человека будут жестоко наказаны.

— Что здесь происходит? — возмутилась судья. — Господин Арзамасов, извольте объясниться!

Роман Андреевич учтиво наклонил в сторону судьи голову и выдохнул:

— Если уважаемый суд позволит, я расскажу, что имею в виду.

— Говорите, мы вас слушаем, — сухо обронила судья, сверля мужчину, сидящего в коляске, тяжёлым взглядом.

— Дело в том, что я очень любил свою жену. Мы жили тогда в Москве. И однажды Зоя вернулась из поездки в Ригу беременная. Я сделал вид, будто верю, что это наш ребёнок, хотя у меня не может быть детей, я бесплоден. Сначала мне даже казалось забавным наблюдать за тем, как Зоя пытается меня обмануть. Тем не менее я принял Женю как родную дочь только потому, что боготворил её мать. А потом случайно увидел в мастерской своей жены её вместе с любовником, который в тот момент вдохновенно создавал шедевр, одно из полотен знаменитой серии, и я понял, что это и есть отец ребёнка, которого я ращу, — так они были похожи. Неблагодарная Зоя и тот рижский хоккеист продолжали встречаться за моей спиной, наверное, посмеиваясь над доверчивым простачком, каковым меня считали. И я решил отомстить всем троим, положить жизнь на то, чтобы всем им воздалось по заслугам. Я не вдавался в подробности, как мой брат Григорий все проделал, но ретивого хоккеиста Валдиса Лациса вскоре упекли за решётку. Я пришёл к Лацису и сказал ему: если он хочет, чтобы Зоя и девочка были живы, то должен согласиться с любым преступлением, которое на него повесят. Лацис тут же добровольно отказался от адвоката и признал всё, что ему вменили, после чего отправился в тюрьму, где скоропостижно скончался. Я всё ждал, когда же моя любвеобильная супруга начнёт убиваться по безвременно почившему другу, но Зоя продолжала есть, пить, наслаждаться жизнью, вовсе не собираясь страдать. Меня это, естественно, не устраивало. Тем более что Зоя отлично знала, кто автор картин, которые стоили баснословных денег, а пылились у неё в мастерской. И я решил помочь ей уйти красиво. Короче, привычка просить дочку принести ей рюмку амаретто перед сном вышла Зое боком. Девочка подала однажды матери яд. Все решили, что Зоя отравилась сама, но мы-то с Женей знаем, как было на самом деле!

Инвалид сделал заговорщическое лицо и подмигнул подсудимой, а я подумала, что старик явно не в себе.

— Замолчи немедленно, слышишь? Я не убивала маму! Ты врёшь! Врёшь! — закричала Евгения, в бессильной злобе колотя кулачками по столу.

— Я могу продолжать? — невозмутимо осведомился у судьи Роман Андреевич, галантно склонив голову набок.

— Продолжайте, — холодно кивнула судья.

— Итак, уже двое моих обидчиков отправились к праотцам. Но месть была бы не полной, если бы я позволил спокойно разгуливать по земле их дочери. Чтобы добиться желаемого, я буквально растворился в ненавистном мне ребёнке — выполнял каждый каприз девочки, предвосхищал малейшее ее желание. В общем, делал всё, чтобы из Жени выросла балованная сучка.

Инвалид перевёл дух, помолчал немного и радостно сообщил:

— Вы знаете, у меня получилось. Когда я как бы случайно проговорился Жене, что не являюсь автором картин, поэтому в любой момент может прийти их законный наследник и потребовать отдать деньги, девочка не на шутку перепугалась. «Что же делать?» — спрашивала постоянно она. И я помог маленькой мерзавке прийти к выводу — только устранение Гедеминаса Лациса даст ей возможность сохранить привычный образ жизни. В конце концов Женя отправилась в Москву, наплевав на умирающего старика, который отдал ей всю свою жизнь. Настоящий отец расстроился бы, видя такое отношение со стороны единственного ребёнка, я же только порадовался. Значит, всё сделано правильно, дочь Валдиса Лациса своими руками лишит себя наследства.

Рассказчик достал из кармана блистер с таблетками, вынул одну, положил её в рот и глотнул минеральной воды из привезённой с собой бутылки. Затем заговорил вновь:

— Не скрою, я провёл большую подготовительную работу. Дождавшись, когда Гедеминас выйдет на свободу — вам ведь известно, что мальчишка сидел? — я пересилил болезнь и отправился в Ригу, где лично передал парню блокнот Лациса, который влюблённый хоккеист забыл в мастерской моей жены. Честно говоря, руководить операцией «Возмездие» из Уэльса было бы проблематично, но в Москве у меня были свои глаза и уши. Много лет назад мои друзья Саитовы погибли в катастрофе, и я пристроил их маленького сына в балетную школу при Мариинском театре. Арслан был очень талантливым ребёнком, и когда я справлялся о нём у директора, то слышал только хвалебные отзывы. Поэтому сейчас мне было забавно слушать, — старик негромко хихикнул, — как неудачник в драном свитере обвинял приму Мариинки в бездарности. Это по моей просьбе Саитов приехал из Питера в Москву и поступил в Институт культуры, познакомился с поваром из паба, которым владеет мой брат Григорий, и начал понемногу направлять события в нужное русло. Именно из-за Арслана все начинания Евгении терпели крах, и она теперь вполне заслуженно сидит на скамье подсудимых…

Услышав последнюю фразу Романа Андреевича Арзамасова, я тихонько охнула. Так вот почему приятель покойного Терещенко не стал советоваться со мной, а отправился прямиком в прокуратуру! Парень-то оказался не прост. Можно сказать, работал двойным агентом, а для этого нужны не только железная выдержка и стальные нервы, но и тонкий, изворотливый ум. Обязательно расскажу про Саитова Григорию Андреевичу, пусть знает, что национальность совершенно не влияет на остроту ума.

Между тем Роман Арзамасов продолжал:

— Женя хотела смести на своём пути все преграды, в том числе и Григория. Но мой брат оказался крепким орешком, и девчонка обломала об него зубы. Кстати, Евгения надеялась на помощь романтичного адвоката, но не смогла удержать рядом с собой даже его.

Тут свидетель обернулся к Борису и, с усмешкой глядя на него, произнес:

— По вашим глазам я вижу, что Женю вы больше не любите.

— Думаю, и никогда ее не любил, на меня какое-то затмение нашло, — пробормотал Борис, ногой пытаясь дотянуться до бабушкиного кольца, валяющегося на приличном расстоянии от его стула. Встать и поднять кольцо обычным способом он не решался, а потому предавался акробатическим упражнениям, за которыми с интересом следил весь зал, не исключая и судью.