Вот в такой сложной для Америки и Великобритании обстановке проходила эта конференция. Впрочем, уже тогда Рузвельт в узком кругу пошутил насчет двух с половиной великих держав, имея в виду в качестве половинки, естественно, англичан.

Сталин обсуждать подробно положение в Северной Африке и на Тихом океане не стал, просто дал понять, что вполне в курсе событий, поэтому ничего невозможного требовать не будет. Огромные трудности снабжения войск, находящихся в нескольких тысячах миль от американского континента, ему вполне понятны.

Затем Рузвельт прошелся по послевоенному сотрудничеству, в чем нашел понимание со стороны Сталина. Затронул он и Францию. По этой стране позиция Америки сильно расходилась с английской. Черчилль считал, что Франция скоро возродится и снова станет великой державой, но, по мнению Рузвельта, никто французам на блюде ничего преподносить не будет, пусть сами над своей страной поработают. А вот с лидерами у этой страны напряженно, де Голль американцам категорически не нравился, симпатичный им адмирал Дарлан был убит (о чем Сталин нисколечко не жалел, не считая его достойным человеком, как, впрочем, и его преемника генерала Жиро, да и всю эту околовишистскую камарилью). Теперь они сделали ставку на Анри Жиро, на что Сталин вскользь заметил, что не видит особого рвения у французов воевать на стороне союзников. Кроме, кстати, де Голля. После Франции Рузвельт переключился на колониальную систему, печалился о судьбе колониальных и зависимых стран, говорил о необходимости постепенного предоставления им самоуправления и, в конце концов, независимости. Иосифу Виссарионовичу было понятно, что речь идет о дальнейшем включении этих стран в сферу интересов США и проникновении туда американского капитала. Этим Рузвельт подкладывал Англии колоссальную свинью, ведь главной колониальной державой была Великобритания. Вот тебе и союзнички! Впрочем, об этом Сталин в аналитических записках уже читал, так и получается. На этом главы государств распрощались. Им сегодня предстояла официальная встреча.

Северов при всем этом, разумеется, не присутствовал.

Первое заседание конференции открылось в 16 часов 28 ноября в здании Советского посольства. Северов прошлую историю знал, хоть и без вопиющих подробностей, поэтому его не удивило, что американская и английская основные делегации были гораздо более многочисленны, по девять человек. Вместе со Сталиным были только Молотов, Ворошилов и переводчик. Ну и, конечно, Голованов и Северов. Сталин был в кителе с одинокой Золотой Звездой, Ворошилов – в кителе с орденскими планками, Молотов и Павлов, естественно, в гражданских костюмах. Военные других стран тоже были в повседневной форме. А вот авиаторы, Голованов и Северов, в парадно-выходной, последний еще и при кортике. Из-за этого Олег чувствовал себя неуютно, Голованов, похоже, тоже. Но, к счастью, мудрый Кутькин привез не парадную форму с черным мундиром, а парадно-выходную, с белой тужуркой, белой рубашкой с черным галстуком и черными брюками. Вообще, всякой формы в комнате Северова на базе было много. Во-первых, морская. Парадная для строя, парадно-выходная для ношения вне строя, повседневная для строя, повседневная для ношения вне строя. Каждая из них летняя и зимняя. А это значит черный парадный мундир, тужурка белая и черная, китель белый и темно-синий, брюки черные (при температуре выше +25 °C при белом кителе носятся еще белые брюки с белыми полуботинками, но их Северов даже брать пока не стал, не Черное море), белая рубашка и черный галстук, черные ботинки летние и зимние, шинель, фуражка, шапка, перчатки теплые и обычные, ремень, кортик и пасики для него к ремню. Во-вторых, сухопутная ВВС. Форма полевая, повседневная и парадная. Парадная и повседневная для строя и вне строя. Каждая из них летняя и зимняя. А это значит мундир, китель и гимнастерка. Брюки навыпуск и в сапоги. Сами сапоги (ботинки и от морской формы подойдут). Шапка, фуражка, пилотка. Плюс летные комбезы, летний и зимний, кожаный реглан и кожаная куртка. Под реглан и куртку Олег иногда надевал свитер. Плюс для зимы бекеша, унты, шлемофоны летний и зимний, ремни всякие и портупея. Барахлом два шкафа забиты! Если бы не Кутькин, Олег бы с ума сошел. Времени развешивать по кителям, тужуркам и мундирам награды, прикреплять новые орденские планки и все такое не было совершенно. Но Тимофей всегда вовремя узнавал, в чем Северов поедет на то или иное мероприятие, и успевал подготовить нужную форму. А вот брюки Северов, как бы ни был занят, всегда гладил сам. Фокус с хозяйственным мылом под стрелки он знал и им пользовался. Правда, Кутькин всегда готовил утюг и тряпку, оставался сам процесс.

«Мы тут как два попугая в своей парадной форме!» – подумал Северов.

Маршал сидел такой же хмурый. Он отнесся к Северову настороженно, не мог понять, для чего Сталин притащил на переговоры полковника флотской авиации, пусть и увешанного наградами как новогодняя елка. Он слышал об успехах этого человека, но для конференции глав государств его формат был явно мелок. Александр Евгеньевич не особенно понимал, что он сам-то тут делает. А смотрелся командующий АДД не так вычурно, как Северов. На мундире у него были орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Суворова 1-й степени и медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Но иностранные генералы разглядывали их с любопытством. В их глазах читалось «азиаты, дикари, любят все блестящее».

После обмена любезностями и выполнения протокольных формальностей делегации уселись наконец за стол. Сталин, Молотов и Ворошилов сели за центральный стол, покрытый кремовым сукном. Остальные члены делегации и технический персонал размещались на стульях, расставленных позади кресел своих руководителей. Для Северова и Голованова тоже оказались поставлены кресла. Сталин знал, что Северов английским владеет, поэтому не озаботился, чтобы Олег слышал переводчика. Сотрудники посольства, не получившие никаких распоряжений на этот счет, инициативы также не проявили.

Никакой согласованной повестки дня не было, поэтому по взаимному согласию приступили к обсуждению вопросов ведения войны против стран оси и их сателлитов. Олег знал, что Черчилль был яростным противником высадки на севере Франции и мечтал о Балканах, где хотел поставить заслон продвижению Красной Армии на запад. Рузвельт был гораздо более реален в своих планах, но решил пока не обозначать конкретной позиции, заявил лишь, что открытие второго фронта – вопрос решенный, но вот где и когда, требует более тщательной проработки. Сталина такая позиция вполне устроила. Он много думал над вопросами дальнейшего взаимодействия с нынешними союзниками, и то, что говорил ему на встречах в Кремле и сейчас Северов, вполне в его мысли укладывалось.

Сталин, зная непростой характер Рузвельта, сразу же предложил ему стать председателем конференции. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что Рузвельт жил в Советском посольстве и встреча проходила там же. Но жест был шикарный, американский президент его оценил и согласился. Далее лидеры держав обсудили текущее положение, каждый кратко обрисовал положение на фронте. После этого логично перешли на проблему второго фронта. Сталин понимал, что если он не проявит к этой теме никакого интереса, то это будет выглядеть подозрительно. Поэтому, когда Рузвельт объявил, что им рассматривается вопрос о подготовке к высадке в Северной Франции летом 1944 года, но в силу объективных трудностей этот срок маловероятен, Иосиф Виссарионович изобразил на лице вселенскую скорбь. Синхронно скривились, будто лимон съели, Молотов и Ворошилов. Голованов сначала «не вкурил», но потом преисполнился печали. Северов как мог изобразил на лице сложную гамму чувств, от негодования и возмущения до крайнего разочарования, и, под конец, перешел на тихую грусть, исподволь наблюдая за Сталиным. Глаза у главы советского правительства смеялись, спектакль ему понравился.