Лесть, даже самая грубая, преподнесенная в открытой форме самому искушенному и равнодушному к похвалам человеку, все же не теряет всех своих ядовитых свойств. Даже та похвала, которой не веришь, невольно задевает самолюбие. Александра не выдержала и улыбнулась, хотя тут же выругала себя за слабость.

— Мне очень жаль, но я в самом деле больше не имею отношения к этой коллекции. — Художница повернула голову, прислушиваясь к голосам в служебном помещении. Дверь была плотно закрыта, слов разобрать не удавалось, она лишь различала красивое контральто Алешиной. Говорила по преимуществу гостья.

— Я дам хорошую цену! — сахар в голосе Эльвиры Кононовой загустевал. — Такой цены никто не даст! Вам наобещают с три короба, а денег вы так и не увидите! Вы никого не слушайте, обо мне говорят разное, люди просто завидуют, не могут пережить, что я хорошо зарабатываю в кризис, когда никто торговать не может. Вам Лиза Бойко про меня наверняка наговорила вчера, да? Она все время вокруг вас терлась, я видела. Вы мне поверьте, это самая настоящая змея! Набила амбар барахлом и сидит на нем, как Плюшкин! Сама торговать не умеет и другим мешает! Я вам могла бы кое-что рассказать, но я не сплетница, как она!

— Послушайте… — Александра даже подняла руку, защищаясь от этого словесного потока. — Я никак не могу донести до вас информацию, что ничего не продаю и посредником не выступаю. У меня была совсем другая функция на аукционе.

Она тут же осеклась, сообразив, что переступила ту черту, где начинаются частные интересы заказчика. Кому-кому, а такой особе, как Эльвира Кононова, вовсе ни к чему было знать подробности их договора. Но та и глазом не моргнула, продолжая с еще большим напором:

— У меня нет своего магазина, да по нынешним временам это и не нужно. Знаете, конечно, сколько народу разорилось в прошлом году? А в этом? Я торгую на сетевых площадках. И поэтому некоторые замшелые личности, у которых ни одного аккаунта в Сети нет, относятся ко мне с подозрением. А между тем у меня обороты куда выше, чем у них, и я могу продать практически все что угодно. И это не обязательно дешевка, нет-нет. Кроме того…

Кононова вдруг осеклась, взглянув на дверь в служебное помещение. Александра автоматически сделала то же самое. Теперь был слышен мужской голос.

— Скажите вашей клиентке, что она получит у меня лучшие цены в Москве, — громким шепотом произнесла Кононова, заговорщицки распахивая глаза, круглые, как у совы, с короткими белесыми ресницами, изжелта-зеленоватые. — Я не плачу вперед, я беру вещи на реализацию, да мне, собственно, достаточно будет фотографий. Я сама сфотографирую и выложу в Сети. Я уж знаю, где их показать. Процент у меня совсем небольшой, я беру оборотом, а не наценкой. Мне важно продать побольше и расширить клиентскую базу. Да! Если я буду работать с постоянными клиентами, мне все-таки понадобится показывать вещь. Но я всегда даю расписку.

— Вы меня совсем не понимаете… — Александра сама не знала, отчего до сих пор слушает эту оголтелую саморекламу, но просто уйти не решалась. Что-то удерживало ее в этом магазине, до потолка набитом картинами и безделушками более чем среднего уровня. Болтовня Кононовой, ее сладкий голос и крепкий запах духов — все это странным образом ослабляло волю. «Возможно, — мелькнуло у Александры в голове, — она владеет какими-то методиками убеждения, как цыганки на вокзале, например!»

— А знаете что? — с трудом стряхнув с себя сонную одурь, воскликнула Александра. — Поговорите на эту тему с Эдгаром Штроммом!

— С кем? — внезапно изменившимся тоном спросила Кононова. Сладости в ее голосе не осталось, вопрос прозвучал отрывисто и жестко: — Это кто?

— Ну как же, вы знаете его, должно быть. Это друг покойного Исхакова и друг его дочери, которая вчера устраивала аукцион. Раньше он жил в Москве, сейчас в Германии, кажется. Тоже крупный коллекционер — янтарь, органика, старые пластики.

— Впервые слышу! — с неудовольствием отрезала Кононова. — И где мне его искать?

— Сейчас он в отъезде, но, должно быть, скоро вернется в Москву.

— Послушайте! — перекупщица вновь бросила настороженный взгляд на дверь в служебное помещение. Теперь там было тихо, и Александра также насторожилась. «Мы пытаемся услышать, что говорят они, а они, кажется, подслушивают нас!»

— Послушайте, не нужен нам никакой Штромм, или как его там. — Кононова вновь округлила глаза и зашептала еще тише: — Это все пиявки, они только присасываются к делу и задирают цены. Мне интересно договориться напрямую с хозяйкой, через вас! Там была одна штучка… Четки из оттоманского фатурана.

Последние слова она произнесла почти беззвучно, словно выдохнула. Александра сощурилась, как от яркого солнца.

— Вы интересуетесь вещами такого уровня? — спросила она, не заботясь о том, что подобная фраза звучит почти оскорбительно.

— В Сети продается и не такое, — Кононова явно была задета, но продолжала улыбаться. — Бытует мнение, что в интернете крутится одна дешевка и китайские новоделы, но это не так. У меня очень солидная база клиентов. Начальная цена на аукционе была, конечно, сильно завышена… Как, вы уходите?! Возьмите мою визитку! Можете звонить хоть ночью, я всегда отвечу!

Перекупщица мгновенно выхватила из недр своей необъятной сумки визитную карточку и чуть не силой всучила ее Александре, уже нажимавшей дверную ручку.

— Всего доброго! — Александра в сердцах рванула дверь, и воздух, ворвавшийся в душный магазин с улицы, показался ей сладким и чистым, хотя антикварный салон находился в одном из центральных переулков города, вечно забитом машинами.

Она быстро пошла в сторону метро, досадуя на себя за то, что потеряла время. «И совсем ни к чему было упоминать Штромма. И вообще, говорить о делах. Сейчас эти падальщики начнут слетаться стаями, и все ко мне!»

Визитку, которую ей навязала Кононова, художница все еще держала в руке. Остановившись, она прочитала на черной глянцевой карточке: «Эльвира Кононова. Антиквариат, винтаж, раритеты. Оценка, скупка, комиссия. Выгодные условия, надежность, анонимность!» Был указан мобильный круглосуточный телефон. Шрифт Кононова выбрала самый, по ее мнению, изысканный — золотые буквы с наклоном вправо, курсив, пышные росчерки и вензеля в стиле девятнадцатого века.

«Еще бы “яти” и “еры” добавила, и было бы совсем хорошо!» Александра поморщилась, хотела смять визитку и выбросить в урну, которая как раз случилась рядом. Но в последний момент передумала и положила визитку в бумажник. «Она знакома с Алешиной, получается, уж не знаю, зачем они друг другу, но раз ходят по делам вместе… Возможно, Кононова играет при Алешиной ту же роль, что мелкая рыбешка возле большой рыбы. Питается ее объедками и отходами жизнедеятельности. А с Алешиной я бы поговорила… Только без свидетелей». Александра не могла забыть вчерашнего выступления Алешиной на торгах. «Она сказала, что была ученицей Исхакова, но у него не было учеников, он не преподавал, а руководил лабораторией. Она утверждает, что держала в руках эти четки и делала экспертизу. Что бы вчера ни случилось с четками, это должно быть связано с аукционом. Такой ажиотаж! Стоило показать четки публике, как сразу столько желающих купить, просто из рук рвут. И вырвали-таки… Из-под носа увели. Нужно поговорить с Алешиной… Она должна знать больше, чем сказала…»