– Эд?

Имя мужа прозвучало глухо в пустой кухне, и Рут почувствовала себя глупо из-за того, что вообще ухватилась за эту мысль. Эд Маккормик находился рядом с Господом на Небесах, аллилуйя, и будет оставаться там всегда, пока она, по воле Божьей, не присоединится к нему. И все же этот тихий и ласковый голос походил на голос ее мужа, не так ли? Рут шагнула в сторону гостиной и прислушалась. Ее слабое сердце учащенно стучало в груди, тонкие пальцы подрагивали от легкого беспокойства.

Она подождала еще секунду, затем вздохнула, сдерживая слезы.

– Ты – глупая старуха, – сказала она сама себе. – Совсем в маразм впала, вот что я тебе скажу.

Иди ко мне, моя дорогая.

Рут затаила дыхание, теперь все ее тело дрожало, а стук сердца в груди напоминал грохот грузового поезда. Она с трудом сглотнула и поморщилась от боли в пересохшем горле.

– Эдди?

Это я, любовь моя. Иди ко мне. Я здесь.

Неуверенно, на цыпочках, Рут подошла к границе между кухней и гостиной. Протянув вперед дрожащую руку и закрыв глаза, высунула голову из-за угла. «Его там нет, – сказала она себе. – Он на Небесах, Эд на Небесах. И единственный призрак – это Святой Дух, аллилуйя».

Она открыла глаза. Волна облегчения накатила на нее. Кресло покойного мужа было пустым.

– Слава тебе, Господи.

Сюда, любовь моя.

От приступа паники сердце едва не выскочило у нее из груди. Рут принялась осматривать комнату, пытаясь не дать воли страху. Она опасалась, что кто-то вломился к ней в дом, и этот страшный незнакомец имитирует сейчас голос ее умершего мужа. Взгляд упал на радиоприемник, стоящий на корпусе телевизора. Шкала частот светилась бледно-голубым светом, а на экране с подсветкой беспорядочно мелькали цифры, циркулируя во всех диапазонах.

Рут скептически уставилась на устройство, уверенная, что выключила его.

Или не выключила? Память была размытой, как и отголоски того страшного сна. Комната, казалось, стала теснее, стены приблизились к ней на пару дюймов, в воздухе запахло едким дымом. Огонек на радиоприемнике пульсировал, выхватывая слова из эфира разных радиостанций, формируя предложения, имитируя голос ее мужа.

Я хочу, чтобы ты послушала меня, любовь моя. Дорогая моя. Мой небесный ангел.

– Эд? – снова произнесла она. – Мне это снится, милый?

Это – величайший сон из всех, дорогая моя. Сейчас я хочу, чтобы ты послушала. Возьми ручку и свою записную книжку. У Господа есть на тебя планы.

– У Него есть планы на всех нас, – прошептала Рут.

Это верно, моя дорогая. Истинно так. Возрадуйся, ибо Он воскрес. Он жив. Он жив. Не бог лжепророков и лжецов, а единственный истинный апостол. Старая ложь вверху, истинная любовь внизу. Его воля и Старые Обычаи неразделимы.

– Единственный истинный апостол… – прошептала она, доставая записную книжку, как попросил ее муж. – …Его воля и Старые Обычаи неразделимы…

Это верно, дорогая моя. Теперь слушай и свидетельствуй…

Рут принялась слушать то, что говорила ей тьма, и записывать.

6

Ближе к рассвету, когда сонный младенец Стауфорд заворочался в своей космической колыбели под тусклым светом луны, в психиатрическом отделении Баптистской региональной больницы зазвонил еще один телефон.

Старшая медсестра Мэдлин Росс оторвала взгляд от книги, которую читала, и ответила на звонок.

– Мэдди Росс, – произнесла она, облизывая указательный палец, чтобы перелистнуть страницу. В трубке раздался наполненный паникой и страхом голос медсестры Николс.

– Мэдди, у нас чрезвычайная ситуация в крыле «Б». Я… лучше тебе самой сюда подойти.

– Угу, – ответила Мэдди, слушая вполуха и параллельно читая бульварный роман. – В чем проблема? Мистер Фредерик снова ест из своей утки?

В трубке раздался раздраженный смех.

– Нет. Э-э, это мисс Тремли.

Мэдди Рос выронила книгу. Схватив трубку, она сосредоточила все свое внимание на испуганном голосе с другого конца линии.

– Что она делает, Дарлин?

– Она… ну, она, э-э, летает.

Мэдди моргнула.

– Летает?

– Совершенно верно. Летает. Пожалуйста, не могла бы ты подойти сюда?

Мэдди не стала ждать. Повесив трубку, она схватила свой бейдж с ключами и побежала по коридору в сторону крыла «Б». В той части больничного отделения она бывала нередко, одно время присматривала за особо тяжелыми больными и давала им лекарства в случае необходимости. Из всех пациентов, в настоящее время содержащихся в крыле «Б», Лаура Тремли была единственной, кто находился там, когда Мэдди только пришла сюда. В данный момент бедная женщина мало чем отличалась от растения. Страдала приступами истерии, галлюцинациями и ночными кошмарами. Особенно ночными кошмарами.

Стуча по коридору белыми кроссовками, Мэдди вспоминала, сколько раз ей приходилось связывать мисс Тремли ради безопасности как ее, так и медсестер, присматривающих за ней. В последующие годы фиксирующие ремни оставались необходимостью, поскольку женщина испытывала по ночам странные конвульсии и припадки, часто объяснявшиеся ее сумеречным помрачением сознания.

Только в последнюю пару лет она, наконец, успокоилась. И эта внезапная перемена в поведении привлекла внимание различных медицинских специалистов. Лаура Тремли была классическим объектом для изучения, проявляющим симптомы и признаки, которые не позволяли поставить диагноз. Благодаря этому только за последний год врачи со всего света не менее четырех раз собирались для наблюдения за ней. И теперь, наконец, она решила пробудиться от своей кататонии. Мэдди Росс почти поверила в это, больше, чем в поступившее от медсестры Николс заявление о левитации.

Мэдди провела по автоматическому замку магнитной картой и подождала, когда он сработает. Двери распахнулись, она услышала хохот, эхом разносящийся по коридору. Медсестры Николс и Дуайер стояли перед палатой мисс Тремли, в ужасе таращась на происходящее там. Мэдди оттолкнула их в сторону и посмотрела сквозь стекло,