Ева не только талантливая, упрямая, но и честная. Иначе не принесла бы мне деньги вместе с чаевыми из автосервиса. Ей-то они нужнее. Но совесть не продается, как и сама девушка. Каждое ее слово или действие вызывает уважение.

– Вы поможете им навести порядок, – произношу твердо, будто приказываю. – Мне кажется, у вас получится. Знаете ли, Ева, вряд ли дела могут стать хуже, чем на данный момент, – признаюсь честно.

Она затихает, стиснув губы, внимательно сканирует меня медово-карими глазами. Словно в самую душу забирается, которая у меня давно сдохла.

– Тимур Викторович, – тянет с подозрением. Подходит ближе, упирается ладошками в край стола, чуть наклоняется ко мне. – Простите за нескромный вопрос, но… Вы больны? – и замирает, обволакивая меня заботой, участием и в очередной раз пробуждая коварное тепло внутри.

Болен? Безнадежно мертв. И уже давно. Но это не ее дело.

– Нет. С чего вы взяли? – выдаю как можно равнодушнее.

Ну, что за девушка? Секунду назад прибить меня готова была за «непристойное предложение», а сейчас… жалеет?

Злюсь. На себя. На нее. На обстоятельства, которые свели нас вместе.

Не нужна мне здесь Ева! Никак призрак прошлого, ни тем более как надежда на будущее. Даже мысли такой не допускаю. Тогда зачем задерживаю ее?

Разгораюсь изнутри, но не выпускаю эмоции сквозь внешнюю ледяную корку.

– Вы отдаете бизнес, дом, – перечисляет, продолжая гипнотизировать меня пронзительным взглядом. – Приводите свои дела в порядок. Помогаете людям, ничего не требуя взамен, – переводит дыхание и выпаливает: – Вы словно прощаетесь.

Давно попрощался. Четыре года назад. Но сейчас меня будто выдергивают из ада. Тянут, как бы я ни сопротивлялся. И виновата в этом маленькая, беззащитная фея.

– У меня есть на то личные причины, – отвечаю неоднозначно. Лгать ей не хочу, но и правду говорить не готов. Напугаю и оттолкну еще сильнее. Она сочтет меня безумным маньяком, если узнает об Ольге. И точно уедет.

– Так вы согласны, Ева?

В звенящей тишине жду ее ответа. Будто от него зависит все. Слабая нить, связывающая меня с новой, непредсказуемой жизнью, натягивается. Лучше бы оборвать ее сразу, пока не так больно. Но я упорно иду дальше, как заколдованный.

– Я не могу ответить сейчас, – растерянно лепечет Ева. Надламывается, но не поддается. – Я подумаю, Тимур Викторович. А пока что… спокойной ночи, – отталкивается от стола и размеренно плывет к двери.

Провожаю ее взглядом, пустым и стеклянным, будто теряю нечто ценное. С тоской рассматриваю миниатюрную фигурку.

Ева, как игрушечная. И совсем… другая. Мой мозг опять невольно находит отличия. Это, как игра, только очень жестокая. С ума сводит.

Ева вдруг останавливается на пороге, оглядывается. Зрительный контакт мы устанавливаем мгновенно, будто оба его искали. И вокруг чуть ли не искрит. Точнее, мне это мерещится. На самом деле Ева спокойная и бесстрастная, а я застывший и каменный. Только мне известно, что в данный момент происходит в груди. И это моя проблема.

– Вы поднимайтесь к себе, – тихонько указывает, расковыривая меня и добивая. – Не сидите до утра, отдыхать нужно, – прикрывает за собой дверь.

Улыбаюсь непроизвольно, но не спешу выполнять ее просьбу. Остаюсь на страже, прислушиваюсь к шорохам. Если Ева решит сбежать от обезумевшего хозяина дома и его странных предложений, то пусть хотя бы делает это не глубокой ночью.

Глава 25

Ева

– Мам! Мам! Новый год!

Владик залетает в кухню, делает вираж вокруг стола, толкает меня плечиком в ногу, и от неожиданности я роняю лопатку в блюдо с салатом. Зеваю, прикрыв рот ладошкой, и устало поглядываю на взбудораженного сына. Я мыслю и реагирую заторможено, потому что всю ночь не сомкнула глаз. Размышляла, что делать с предложением Тимура, но… так и не приняла решение.

Все это странно, дико, неправильно. Я его едва знаю. А с другой стороны, нам с сыном больше некуда идти. И машинально я уже сейчас веду себя в его доме как полноправная хозяйка. Весь холодильник перепотрошила, забила полезными продуктами, избавилась от полуфабрикатов, дала установки Андрею... И, вместо того чтобы бежать куда подальше от подозрительного Вулканова, я готовлю ему завтрак.

– Ураганчик, тише, – приседаю к сыну, а он вприпрыжку мчится к выходу. – Что случилось, Владик?

Мой вопрос летит ему вслед, но не достигает цели. Распыляется по пути и теряется в восторженных визгах ребенка. Слишком громких, надоедливых. Не для меня, нет. Я привыкла к гиперактивности сынишки. Однако Игорь не раз злился на него за шум и крики. И если собственного отца малыш раздражал, то что говорить о вечно хмуром Вулканове?

– Владик, – зову строже и шагаю следом.

– Новый год, – голосок отдаляется.

А я совершенно не понимаю, что вызвало такой восторг у моего ребенка. Почему он вдруг вспомнил о своем любимом празднике? На календаре октябрь, осень в разгаре, а Владик уже выучил времена года. Не может ошибиться.

– Где Дед Мороз? – пристает он к кому-то.

Цепляюсь взглядом за Андрея, который тащит несколько пакетов, шагает вглубь холла.

– Я не подхожу? – смеется он, запыхавшись.

– Неа. Ты… – Владик думает. Перебирает в голове всех известных персонажей. – Эльф, что ли, – выдает то, что запомнил из рождественских сказок.

– Спасибо, хоть не Снегурочка, – громче хохочет водитель. Сам еще как ребенок. Молодой, радостный, полный жизни. Как только сработаться смог с замерзшим Тимуром?

– Не-е, – тянет Владик. И следом доносится топот ног.

– Эй, не урони на себя, – взволнованно рявкает Андрей.

Переступаю порог – и ноги на скорости несут меня дальше. Успеть бы ураганчика забрать, пока он не влез в чужие вещи, не сломал ничего и не разозлил хозяина дома.

Спотыкаюсь о большую коробку. Сквозь плотный картон не понять, что внутри. Никаких надписей, только наклейка службы доставки. Не могу угадать, что за фантом вдруг оказался на моем пути. Впрочем, в мрачном особняке Вулканова я ничему не удивлюсь. Пытаюсь обойти преграду, но с размаха упираюсь пальцами ноги в сверток поменьше. Мычу сдавленно от неприятной боли, пронзившей ступню.

– Владик, вернись в комнату, пожалуйста, – отчитываю его, пытаюсь поймать, пока он виртуозно убегает. – Андрей, хрупкое и бьющееся что-то есть? – уточняю беспокойно, когда сынишка садится на одну из коробок.

– Вроде не