— Гаянэ, все, что у нас было, принадлежит ему, не мне, ты же знаешь, — ответила Соня. — Кроме того, оформлено все на отца Павла, так что юридически там даже не придерешься. Мне с ним делить нечего. И вообще я его боюсь.

Соня отвернула высокий воротник тонкой водолазки без рукавов, и Гаянэ увидела симметричные иссиня-черные синяки на ее шее.

— Я после этого ушла, — сказала Соня, ощупывая свои повреждения и снова аккуратно прикрывая их горлышком майки. — Я перед ним как цыпленок, понимаешь. Он пришел, мы поругались, он схватил меня за шею… Что я могла сделать? Это было уже не раз. Котик все видит, тяжело переживает. Мне вообще кажется, что Волкову меня убить — раз плюнуть. Котик стал совсем дерганый, вздрагивает, когда слышит шум подъезжающей машины, ночью просыпается, трясется. И ведь он из-за него не спит, понимаешь, он боится отца. Ну как я могу продолжать жить в доме, где мой ребенок постепенно становится инвалидом? Дети сами предложили съехать оттуда.

Соня говорила эти ужасные вещи обыденным тоном, как рассказывают о чем-то не очень приятном, но и не слишком уж важном. Обреченным голосом она это говорила — вот как правильнее будет сказать, подумала Гаянэ.

Нет! Так быть не должно! Не должны они позволять этому чудовищу безнаказанно и изощренно издеваться над собой!

Ненависть — хороший советчик. И Гаянэ, ненависть которой к Павлу Волкову получила в гостях у Сони новый мощный импульс, вдруг озарила идея.

— Ты знаешь, Сонюшка, ведь ты вполне можешь устроить ему веселую жизнь. Ты говоришь, что он взбесился, когда ты сказала, что подала на алименты? Говоришь, что он перед переаттестацией боится какой бы то ни было огласки и все такое? У меня есть идея.

Гаянэ бросилась к телефону и довольно долго с кем-то разговаривала. Во всяком случае, Соня за это время успела сходить в ближайший магазин за булочкой для Котика. Когда она вернулась, Гаянэ прощалась с телефонным собеседником.

— Я говорила с адвокатом, моя милая, — торжествующе заявила она. — Иди-ка сюда, буду тебя допрашивать.

Гаянэ стала задавать Соне вопросы, касающиеся постройки их дома. Зная характер Павла, который очень и очень считает деньги, она подробно выясняла, где Волков покупал стройматериалы, имелись ли какие-то документы: счета, чеки, накладные и тому подобное. Соня припоминала, что, когда дом строился, у Павла был целый толмуд (как он его называл), а точнее — большая папка, где он хранил все то, о чем спрашивала Гаянэ. Соня отчетливо помнила какие-то расписки от бригадиров в получении денег, какие-то накладные, счета-фактуры с каких-то оптовых баз. Но где документы сейчас? Дом построен уже давно. Хранит ли Павел до сих пор эти бумаги? И главное, что все это может дать ей, Соне?

— У моего знакомого адвоката был в практике случай, — пояснила Гаянэ, — и случай недавний. Я с ним общаюсь по своим судебным делам со страховщиками, он мне сам рассказал, как жена при разделе имущества в суде стала доказывать, что дом, вот так же оформленный на родственника, строил именно ее муж. Что он оплачивал счета и все остальное. Они взялись доказать, что дом был построен в период совместного проживания, что родственник владеет им фиктивно. А фактически дом построен мужем в период совместного проживания и, значит, подлежит разделу.

— И что? — оживилась Соня. — Им удалось это доказать?

— А до этого не дошло, — торжествующе воскликнула Гаянэ. — Муж сам предложил мировое соглашение, по которому купил жене квартиру. Такую, какая ее устраивала.

Соня задумалась. Вообще-то она помнила, что документов в период строительства скопилось огромное количество. Сначала они были в папке, потом Павел выделил для них большой пакет, складывал туда. Соня мучительно напрягала память. Был пакет. Огромный целлофановый пакет с эмблемой торгового центра «Престиж». Точно! И последний раз она видела этот пакет в подвале, рядом с тем местом, где хранила горшки для растений. После пересадок некоторые горшки освобождались и отправлялись в подвал, ожидать следующую пальму или фикус. Да-да, именно там она и видела тот большой, ярко-желтый пакет, прислоненный к стене. Мысленный взгляд четко воспроизвел картинку: здесь горшки, воткнутые один в другой, рядом отправленная на пенсию бамбуковая стойка для цветов, дальше несколько банок с краской и следом — прислоненный к стене ярко-желтый пакет.

Соня разволновалась. Слова Гаянэ что-то в ней разбудили. Она права: нельзя позволять так с собой обращаться! Но пока против Павла не было оружия, размахивать кулаками просто смешно. Если же у адвоката уже был подобный случай, да еще и закончившийся мировым соглашением — это другое дело. Мысли забились в голове, сердце бешено застучало. Ах, какое бы наслаждение она испытала, если бы удалось припереть Волкова к стенке!

Соня представила, как вытянулось бы его лицо, как округлились бы глаза, как перекосило бы рот от злости. Его курица, клуша, бестолочь — только так он ее и называл — и вдруг грозит ему судом и разделом имущества! Соня чуть не задохнулась от внезапного прилива сильнейших эмоций.

В тот вечер Гаянэ засиделась допоздна, они обсуждали ситуацию, Соня припоминала все подробности, которые могли бы пригодиться в суде.

— Вы все подробно обсудите с адвокатом, — говорила Гаянэ. — Главное, чтобы ты решилась. Если он сейчас так боится какой бы то ни было негативной информации о себе, то это самый удачный момент. Другого такого случая не будет, я тебя уверяю. Не захочет он этого суда, вот увидишь.

— Думаешь, мне хочется идти в суд? — передернула плечами Соня. — Я в жизни никогда там не была. Как представлю, что…

— А может, до суда и не дойдет, — оборвала ее Гаянэ, подливая в стаканчик принесенного хереса. — Если он этого суда не захочет, в досудебном порядке мирное соглашение заключит. Адвокат очень хороший, сумеет правильно ему картину обрисовать.

Женщины все обсудили и договорились не тратить попусту время. Мало ли… А вдруг Павел предвидел подобный вариант развития событий? Вдруг уже уничтожил бумаги?

— Не думаю, — покачала головой Соня. — Он считает меня совсем безмозглой овцой, ему и в голову не придет, что я могу потащить его в суд. Он считает меня совсем никчемным существом…

— И он будет прав, — снова перебивала ее Гаянэ, — если ты не используешь эту возможность и не сделаешь ход. Может, у нас еще и нет такой судебной практики. Но любая практика когда-то и с чего-то начинается.

«Наверное, Гаянэ права, — думала Соня, — я должна как-то защитить себя и детей, у них должна быть нормальная крыша над головой. И наверное, пора доказать Павлу Константиновичу, что я не так уж и бестолкова, как он думает. Ну что ж, господин Волков, придется вас немного удивить».

Гаянэ вернулась домой, в квартиру, которую скоро придется освобождать, усталая, но очень довольная. Пусть не она сама рассчитается с Волковым, пусть не за свою обиду, но все-таки неприятности он иметь будет. И организованы они будут не без ее, Гаянэ, помощи. Нет уж, теперь она с Сони не слезет, вдохнет в нее уверенность и силу, да и адвокат отличный, все вместе они заставят Волкова раскошелиться.