себя чувствует. Уровень железа в крови вырос настолько, что и биодобавки принимать не надо.

– Вот уж никогда не поверю, – смеется Ребекка.

Когда они выходят из дома, чтобы присоединиться к Арвиду, снова раздается телефонный звонок. У Ребекки первым делом мелькнула мысль о том, что это наконец звонит ее начальница Биргитта, но экран показывает входящий с незнакомого номера.

– Ребекка слушает, – настороженно отвечает она.

– Здравствуйте, это Лисбет Карид, из больницы. Я звоню насчет вашей бабушки.

– Да?

– К сожалению, состояние Анны ухудшилось. Мы не знаем, что это, но есть подозрение на тромб в легком. Вам лучше приехать.

– Выезжаю.

Эгон и Арвид обеспокоенно смотрят, как Ребекка завершает разговор.

– Что-то случилось? – интересуется Эгон.

– Да, бабушке стало хуже. Возможно, тромб в легком. Мне очень жаль, но я должна поехать к ней.

– О чем речь! – отвечает Арвид. – Хочешь, подброшу тебя?

– Нет, спасибо. Я сама возьму машину. А вы продолжайте, чтобы успеть до очередного ливня.

– Не беспокойся за нас, – отвечает Эгон, – мы справимся.

– Хорошо, – бормочет Ребекка. Ее слегка пошатывает, она чувствует резкую слабость, но собирается с силами и идет к бабушкиному дому. Сердце тяжело бьется в груди, в голове роятся мысли: что означает тромб в легком с учетом бабушкиного возраста и состояния здоровья?

– Передавай, чтобы бабушка скорее поправлялась! – кричит Арвид, но у Ребекки нет сил отвечать. Она думает только о том, чтобы скорее добраться до больницы. К своей бедной бабушке, лежащей в полном одиночестве, пока Ребекка тратит время на ремонт изгороди и планирование всяких магазинов фермерских продуктов, не имеющих к ней по большому счету ни малейшего отношения.

Глава 24

Октябрь 1943 года

– Ты же обещал.

– Знаю, – отвечает Лýка и умоляюще смотрит на нее своими темными глазами. Анна думает про себя, что он изменился, будто внезапно постарел. В его взгляде появилось что-то новое. Строгость, о которой она раньше не подозревала.

– Ты даже представить себе не можешь, как многим нужно сейчас перебраться через пролив. Там и семьи с детьми – кто-то же должен помочь им? – продолжает он.

– Но ты же только что вернулся, – возражает она. Сейчас, когда мать наконец уехала в Варберг навестить сестру, Анна мечтала проводить больше времени с возлюбленным. – Может, подождешь пару дней?

– Гестапо повсюду. Анна, отдан приказ арестовывать всех евреев и противников режима, – говорит Лýка и берет ее за руку. – Они погибнут, если мы не поможем им.

– Тогда я хочу поехать с тобой.

– Нет, это слишком опасно, – отвечает Лýка.

– Ну, расскажи, по крайней мере, как это происходит.

Лýка вздыхает, смирившись:

– Мы подъезжаем на рыбацких катерах к условленным местам и забираем их на борт. На той стороне пролива есть люди, которые укрывают евреев и помогают добраться до места сбора.

– А потом?

– Пока не наткнемся на немецких солдат, это безопасно, – продолжает он, пристально глядя на Анну. – Хотя в сильный ветер бывает трудно вернуться, а еще там ужасно холодно. И препятствия встречаются на пути, а управлять катером приходится в полной темноте. Никто из рыбаков не рискует зажигать огни, пока не окажется на шведской стороне пролива.

– Лýка, – настойчиво произносит Анна, – я не хочу, чтобы ты ехал.

– У нас нет выбора. Надо торопиться. На побережье прячутся и ждут нас несколько сотен людей, не меньше. Мы должны переправить их через пролив, прежде чем за ними придут. Рыбаки и так уже слишком рискуют, предоставляя свои лодки, и им нужна помощь. Рейсы надо координировать. Немцы уже начали закрывать отдельные районы Дании, чтобы усложнить беженцам выезд. Там отключают телефонную связь, перекрывают улицы, кругом снуют эсэсовцы.

– Тогда скажи своим контактам, что я тоже хочу помочь. Спроси, чем я могу быть полезна.

Лýка теребит висящую на одной нитке пуговицу рубашки.

– Есть одно дело, – тихо сказал он. – Помнишь заколоченную дачу – ту, что мы нашли в северной части побережья? Там еще с заднего торца ключ висел на крюке? Можешь сходить туда – подготовить избушку для ночевки? Люди очень устанут, им надо оставить что-нибудь поесть и попить.

– Конечно, – кивает Анна, – организую. Как ты думаешь, во сколько вы приедете?

– Не знаю, где-то посреди ночи.

– Я могла бы встретить их в порту.

– Я не хочу, чтобы тебя кто-нибудь увидел, – торопливо отвечает он. – Лучше дожидайся в избушке.

– Что ты имеешь в виду? Кто меня может увидеть?

Лýка понижает голос:

– Немцы патрулируют пролив. И вдоль нашего берега рыскают шпионы. Да и потом, ты же знаешь, что Швеция обещала соблюдать нейтралитет. Если станет известно, что мы помогаем евреям спасаться бегством, это могут расценить как участие в военных действиях.

Она качает головой, и Лýка обнимает ее:

– Все будет хорошо. Я соблюдаю все предосторожности.

– Да, конечно.

Анне очень бы хотелось больше не отпускать Лýку через пролив, но, похоже, ее слова не имеют никакого значения.

Он открывает сумку и вынимает вещь, которую она узнает. Синюю жестяную коробку из-под печенья бискотти.

– На, возьми, – говорит Лýка. – Считай, что это залог моего возвращения домой. Должен же я получить назад свою коробку для сладостей.

Анна берет жестянку и невольно улыбается.

– Там внутри кое-что есть, – продолжает он. – Фотография и письмо. Видишь, я всегда буду с тобой рядом.

Открыв крышку, девушка достает лист бумаги и фотокарточку молодого Лýки в костюме. Она не знает, что ответить, и молча рассматривает снимок.

– Мне пора, но у меня есть еще одна просьба.

– Какая?

Сунув руку под куртку, Лýка достает заклеенный конверт.

– Если, несмотря ни на что, я не вернусь до завтрашнего вечера, отдашь это Битте?

Анна чувствует, как к глазам подступают слезы, но берет у него конверт.

– Спасибо, – благодарит Лýка, поглаживая ее по спине. – Не волнуйся, мы увидимся чуть позже, в избушке.

Взглянув на девушку в последний раз, он вылезает на улицу через окно спальни. Когда возлюбленный исчезает среди деревьев, Анну начинает захлестывать страх. Она приходит в отчаяние, представляя Лýку на другом берегу пролива, который, видимо, кишит немецкими солдатами; ей даже страшно представить себе, что случится, если его обнаружат.

Чтобы отогнать от себя эти мысли, девушка принимается размышлять, что взять с собой в избушку. Ясное дело, мать сказала домработнице присматривать за ней. Альма работала в имении, сколько она себя помнит, и всегда была добра к хозяйской дочке. Если попросить ее пораньше подать ужин, а потом запереться в комнате, сославшись на мигрень, Альма оставит Анну в покое, и можно будет украдкой выйти и вернуться через окно.

Ей очень хотелось бы рассказать родителям о том,