Заметив интерес немца, пан Казимир, не без умысла, дополнил:

— Кстати, раньше был хороший обычай снабжать охотничьи трофеи датой и местом. По-моему, мы забрались достаточно глубоко, и если герр майор подстрелит здесь кабана, то из него можно сделать отличное украшение для будущего фамильного замка.

— О, колоссаль!.. Браво, пан Ленковский, я обязательно так и сделаю! Отличная, отличная мысль!

Хюртген настолько увлекся, что забыл про разговор, и стал смотреть в окна, как будто вожделенный трофей вот-вот должен был выскочить из зарослей…

Тем временем дорога расширилась, автомобили выехали на большую поляну, и взгляду неожиданно открылась раскидистая панская усадьба, больше похожая на старый охотничий дом. Серый БМВ призывно загудел клаксоном и остановился в каком-то десятке метров от покосившегося, вросшего в землю крыльца.

Вылезая из кабины, пан Казимир увидел, как с еще фырчащего мотором «штейера» поспешно спрыгивают солдаты, и тут же удивленно присвистнул. У дома маячили вооруженные часовые явно солдатского вида, а возле коновязей стояло не менее десятка хороших верховых лошадей.

Парадные двери гостеприимно распахнулись, и Хюртген в сопровождении адъютанта и пана Казимира вошел в дом. Внутри их встретили трое штатских. Один из них, самый старший по виду, выступил вперед и заговорил на чистейшем немецком языке:

— Я, приветствую вас и с радостью отмечаю, герр майор, что наши отношения наконец-то вышли на переговорную стадию…

Едва пан Казимир услыхал этот голос, он вздрогнул и впился глазами в лицо говорившего. Вне всякого сомнения, перед ним стоял пан Голимбиевский. Самое страшное заключалось в том, что он также, увидев пана Казимира, запнулся и возникла неуместная пауза, которую Хюртген понял весьма своеобразно. Скорее всего, майор решил, что теперь ему переводчик не понадобится, а лишние уши в таком деликатном деле и вовсе ни к чему. Во всяком случае, Хюртген весьма бесцеремонно предложил:

— Пан Ленковский, кажется, ваши услуги не понадобятся и, пока мы тут… В общем, договоритесь… Насчет охоты…

Майор с готовностью наклонил голову и на ватных ногах отступил к двери…

На дворе пан Казимир оглянулся на чуть не ставший для него ловушкой дом и постарался унять бившую его дрожь. Пока кругом было тихо. Стараясь не спешить, пан Казимир зашел за угол, и ноги сами собой понесли его к коновязи. Там зачем-то собралась довольно большая группа парней в пилотках с тризубами, и пан Казимир еще издали начал присматриваться, с кем бы ему заговорить.

К большому удивлению пана Казимира, здесь оказался и Меланюк, но теперь никакой настороженности он не вызвал. Скорее наоборот, пан Казимир почти обрадовался, что Меланюк здесь, и еще издали крикнул ему как старому знакомому:

— Эгей, добродию, добрый день! Это хорошо, что вы здесь. Тут такое дело… Герр майор хочет сам убить кабана.

— Да мы якось-то… — замялся Меланюк, но пан Казимир только снисходительно усмехнулся.

— Не беспокойтесь, добродию, я и сам справлюсь. Вы только охрану предупредите, да коника дайте поспокойней, для поездки.

— А вы мого берить! — обрадовался Меланюк. — Я памятаю, вин вам сподобався…

Отвязывая повод, он еще что-то говорил майору, но его слова доходили до пана Казимира, как через вату. Он кивал головой, улыбался, но, даже вдевая стремя, еще ощущал только свои нервы, сжатые в кулак и напряженные до предела. Уже в седле пан Казимир заставил себя улыбнуться, дал шенкеля, конь с места пошел рысью, и, под еканье лошадиной селезенки, размеренный стук копыт как-то незаметно слился со спасительным шумом леса…

Сделанный на скорую руку штабной шалаш просвечивал во многих местах, и солнечные лучи, врываясь через дырочки, пятнали середину веселыми зайчиками. Чтоб не терять времени, несущую жердь каркаса пристроили в развилке двух соседних деревьев, и от этого легкое сооружение казалось на удивление прочным.

Прислонившись спиной к стволу, Малевич отдыхал. Кругом была такая первозданная тишь, что против воли обострившийся слух начинал улавливать и легкий шум в кронах, и еле слышное потрескивание веток, и шорох всякой мелкой твари в траве.

Приближающийся шорох шагов заставил Малевича очнуться от состояния блаженной полудремы. Раздвинув свободно висящие ветки входа, в шалаш боком протиснуся Дубяк, уселся на расколотый чурбачок и, только скрутив из обрывка немецкой газеты толстую самокрутку, сказал:

— Племяш из села вернулся… позвать?

Парнишка еще с вечера ушел в ближнее село на разведку, и Дубяк, ставший за это время чем-то вроде помощника командира, спрашивал Малевича только для порядка. Малевич стряхнул с себя остатки дремы и молча кивнул. Он только на днях привел отряд в эти места и стремился как можно скорей выяснить обстановку.

Дубяк привстал со своего чурбачка и, отогнув рукой ветку, окликнул.

— Эй, малый, а ну заходь!

Младший Дубяк, топтавшийся у шалаша, проворно влез в середину и, сдернув шапчонку с головы, выжидательно посмотрел на Малевича.

— Ну как, ты в самом селе-то был? — улыбнулся Малевич.

В отряде Дубяковы племянники изменились разительно. Старший возмужал, отпустил усы и стал походить на бывалого партизана, а младший, наоборот, похудел и все так же выглядел обычным сельским хлопцем. Вот и сейчас он для порядка помолчал, соображая, чего хочет от него дядька Малевич, и только потом немного обиженно ответил:

— Авжеж, був… Полицийный пост там. Звычайна сильска полиция. Тильки командант у них дуже строгий, мени казалы, полицаив муштрує, хуже нимця.

— А хто ж вин такий? — спросил Дубяк, затягиваясь так, что самосад в цигарке начал потрескивать.

— Мабуть украинець, бо у нього призвище Меланюк…

— Ну, молодец, хорошо разведал, иди отдыхай… — и Малевич прищурился на солнечные зайчики.

— Ага! — хлопец натянул шапку и, выбравшись из шалаша, сразу же, подражая какой-то пичуге, беззаботно засвистел.

— Ишь, разведчик, рассвистелся! — неодобрительно качнул головою Дубяк. — А ты его еще хвалишь…

— Само собой. Главное, немцев там нет…

Малевич послушал свист, улыбнулся и, приподнявшись, снял с сучка полевую сумку. Расцепив подпаленные у костра ремешки, он откинул клапан и долго рылся в содержимом, пока не отыскал потертую, сложенную вчетверо бумажку.

— Вот она, холера… Пригодилась-таки… — Малевич пробежал глазами текст и показал Дубяку. — Во, видал документ?

— Что? — Дубяк пробежал текст глазами и недоуменно посмотрел на Малевича. — Это ж удостоверение тайного полицая… Откуда?

В голосе Дубяка неожиданно возникли странные нотки, и Малевич, сразу догадавшись, в чем дело, поспешил его успокоить:

— Оттуда! Да не бойся ты, не полицай я, не полицай… А вот сходить в полицию надо…