Локтям уперся в скрещенные колени.

Нажал, чтобы развела и его пальцы скользнули ниже, уже почти без нажима, но крайне чувствительно. Еще ниже и резко внутрь.

Выгнуло на постели от удара из низа живота. От сильного нажима, от того, что основание и часть ладони очень плотно прижато к самой чувствительной сейчас точке, от того что пальцы внутри, не глубоко, но очень ощутимо кпереди. А потом непросто ударило изнутри, просто истребило, когда ритм молниеносно возрос, как и сила движений пальцами. Чувствовала каждое. Оно ударяло волной в голову, и колким, жарким, сжимающим мышцы огнем в тело, горячим мраком на разум и электричеством в венах. Ударяло с каждой секундой быстрее, заставляя раскрываться, срываться в голос от непереносимости того, как это сильно… И как непростительно быстро швыряет к пределу. Секунда и за него. Непростительно быстро. Но выбора мне не дали.

Оргазм разнесся по телу ударом тока. Резко, быстро, насквозь. Прошивая навылет огнем и иглами онемения впиваясь в способность осознавать, сотрясая мышцы дрожью, моментом сводя ноги и зажимая его руку едва не до хруста, в инстинктивной попытке удержать то, что безжалостно раскалывало на частицы и швыряло в угасающий внутри тайфун немеющего удовольствия. Сход медленный, оставляющий тяжесть под кожей. Дыхание и сердцебиение учащены, и едва ли не в унисон.

Приоткрыла глаза, разглядывая его, улыбающегося уголком губ.

– Отпустите меня, пожалуйста, – хрипло произнес он, слегка поведя рукой, все еще зажатой моими ногами.

Краткий миг дискомфорта, когда убирал пальцы, и садился на кровати, разведя ноги и опираясь локтями о колени. А я не отводила взгляда от эрекции, ставшей еще более выраженной. Заметил и фыркнул.

– Перекур, Алена Васильевна. Мне нужен перекур, у нас теперь дистанции до финиша очень разные, жди, когда я слегка успокоюсь.

– Зачем тогда такую разность дистанций создал? – Скрестила ноги и руки, ощущая как растворяется осадок оргазма. И поторапливая. Потому что мне нужно еще.

– Я собирался остановиться. – Потянулся вперед и, сжав мое предплечье, дернул, чтобы перестала скрещивать руки. Удовлетворенно разглядывая грудь, негромко произнес, – потом тебе стало очень хорошо и я не смог.

Прикрыла глаза, ощущая его взгляд. Ощущая то, что травило кровь. Слишком сильно травило.

– Покори меня и скажи, что такое для тебя впервые. – Ядовито выдала я, скептично глядя на него сквозь ресницы.

Усмехнулся и отвел взгляд, рассматривая свои пальцы. Промолчав. Потому что действительно впервые.

Что я там говорила? Кровь отравилась? Это ничтожно по сравнению с тем, как отравилось нутро.

Потянулся за салфетками на тумбе и, бросив на меня ироничный взгляд, произнес:

– Не такое уж и кровавое море. Зря страшила только.

Было в этом что-то. Не в самом смысле, его ирония это сама суть истомы Истомина, неотделимая его часть, было что-то совершенно иное. Побуждающее приподняться на постели, загипнотизированным взглядом скользя взглядом по его телу, оперевшись на локоть вновь потянувшемуся к тумбе, чтобы отложить на нее салфетку. Взглядом от линии его нижней челюсти, по его шее, по груди, животу и ниже. Он все еще возбужден, хотя и шло на спад. Провела пальцами по стволу и едва заметная дрожь по сильному крепкому телу. Он резко повернул голову ко мне, стоящей на коленях между его раздвинутых ног. Сжала и с нажимом пальцами ниже по стволу, склоняя голову и прикусывая губу, от того как неторопливо берет упор на оба локтя, приподнимая подбородок, чтобы спрятать в тени ресниц то, как вторая волна дрожи в его теле была подавлена. Но это выдала миллисекунда задержки в его очень тихом выдохе.

Вот так значит, да? Не показываем мы, как сильно реагируем? Не сегодня, Яр.

Он прищурился глядя на недобро улыбнувшуюся меня, неторопливо склоняющуюся к его паху. Держу пари – не верил. Пари выиграно, потому что в темных глазах поволока, как только прикоснулась губами. Ждал бы – не так отреагировал. Реакции-то простреливают, несмотря на контроль. И это еще не вечер, Истомин, сам виноват. Не хуй было подсаживать.

Прижала язык к нижнему небу и плотнее к зубам. И очень медленно взяла до своего максимума, краткое движение вниз подбородком, чтобы подавить естественную защитную реакцию, выдох и взяла глубже.

Отозвался. Пальцы мне в волосы, едва слышно порванный выдох, но все же слышно. Отстранилась, жадно считывая это, ушедшее ударом опьянения в голову, наслаждением по крови. И снова спустилась ниже до максимума, пьянея сильнее от легкой дрожи, тронувшей его тело. Он реагировал, отвечал на движения моих губ, языка. От этого накрывало. От его замирающего дыхания, от пальцев в моих волосах, подсказывающих, направляющих… Пальцами вниз по стволу и еще ниже, следом за ними языком. Я впитывала его реакции напряжения, жара, силы сжатия в волосах и сумасводящие сбои в его учащенном дыхании, когда языком по особо чувствительной коже, когда с нажимом по ней, обхватом губами, а его изнутри начало бить от этого, и я второй рукой плавно нарастала ритм по стволу. Отстранилась, облизывая губы и снова взяла глубоко. Язык, губы, вакуум, увеличение ритма. Он загорался, подавался навстречу и тогда брала глубже, млея от его реакций. Поднялась выше и направила к внутренней стороне щеки, вжала в нее.

Посмотрела на него. Его взгляд затуманен, обжигающ, близок к остервенению. Потому что визуально смотрится круто, да, Истомин? И ты очень среагировал на мой язык к щеке еще тогда, в ресте в Москве. Это тогда представлял?..

А если еще с нажимом повести по поверхности щеки твоей чувствительной зоной по моему шраму?..

– Чист? – отстранившись, сипло спросила я, кусая зудящие от алчности губы.

Кивнул. Пальцами сняла презерватив и воплотила задуманное без латекса. Едва не мурлыкнув от удовольствия, ибо предположение было верно. Для него было бы не особо чувствительно, но не в момент, когда он возбужден до предела. Краткий резкий выдох как ответ, что ему это нравится. Безумно нравится. Провела еще пару раз с нажимом и его пальцы в волосах жестче, а подбородок приподнялся, но сдержался – до конца голову не откинул, не отводил взгляда от моих глаз. Взгляда тяжелого от огня внутри него, от того, как его разносит и он совершенно не желает брать это контроль, потому что хочет большего. Это затягивало в его чертов кипящий омут, это побуждало утонуть в нем и утянуть его за собой… Поэтому продолжила без игр, без ожиданий ответа и проверок, что именно и насколько сильно ему нравится. Как можно чаще брала глубже, сходя с ума от того, как он отзывчив и как ясно умеет передавать не только то, что он раздражен, но и то, что его захлестывает жаждой еще большего, чем то, что он получает. Как бешено алчен, хотя почти уже сгорает. Как уже не контролирует себя, но ему нужно еще… и какой же неистовый инстинктивный отклик вызывает все это у меня внутри, когда снова услышала сходное наречие, заставляющее забывать о дыхании, недостатке кислорода, от того, что уже нахожусь на пределе своих возможностей, от усталости, мучающую тело, горящее от перевозбуждения…