— Вам не нравится ваша работа? — спрашиваю я. Все-таки ему удалось вовлечь меня в свой разговор.

— Не нравится. Но много ли найдется людей, которых работа устраивает?

— Я, например, свою работу люблю. Не представляю, как бы я жил, если бы не смог больше никогда написать ни строчки.

— Вам повезло. Или вы думаете, что повезло. — Портье странно, с каким-то зловещим значением на меня посмотрел. — А вот я не люблю свою работу.

— Ну, так найдите себе другое занятие.

— Это не так-то просто. — Портье горестно, со всхлипом вздохнул. — Во всяком случае, это не от меня зависит. Недавно я получил большое наследство, но это все равно ничего не изменит. Изменить может только одно — закрытие гостиницы. Но для этого время еще не настало… Ах, простите, я вас задерживаю, — вдруг спохватился он. — Уже поздно. Так вы останетесь у нас на… некоторое время?

— Не знаю.

— Понимаю, вполне понимаю. Тут как пойдет. Вам, как обычно, на третий этаж. Надеюсь, еще увидимся. — Он сонно прикрыл глаза, а я пошел к лестнице, осторожно ступая по дощечкам скрипучего паркета. Но, не пройдя и половины пути, остановился. Мне показалось, что где-то играет музыка. Прислушался, но так и не разобрал, играет или нет. Слишком далеко, слишком приглушенно, и слишком нереальная здесь обстановка, чтобы понять наверняка, что есть, а что только кажется.

— Что это за вещь? — спросил я портье для проверки, специально так неясно выразился. Но он меня прекрасно понял.

— Вторая сюита. Это у Алины. Вот потому-то я и сомневаюсь, что сегодня вам ее удастся застать.

— Я все-таки попытаюсь. — Я снова двинулся к лестнице, но опять остановился. — Чуть не забыл, вы мне не включите свет?

— Гений! — Губы портье презрительно скривились, кажется, он не расслышал мою просьбу.

— Кто гений? — опешил я.

— Бах, кто же еще?! — Он напел тему из третьей части сюиты, дирижируя сам себе. — Тоже один из причастных.

— Вы им завидуете? — спросил я, портье опять помимо моей воли втягивал меня в свой нелепый разговор.

— Завидую? — он посмотрел на меня таким взглядом, в котором смешалось множество чувств: удивление, недоверие, обида. — Вы действительно не понимаете или для чего-то решили притво-риться?

— Что же я должен понимать?

Портье продолжал смотреть на меня своим странным и в чем-то обидным для меня взглядом. Потом вздохнул и устало проговорил:

— Видно, и для этого время еще не настало. Ладно, попробую объяснить. Однажды я спас одного гения, за что и расплачиваюсь.

— Так вы включите свет? — перебил я его невежливо — мне почему-то вдруг до невозможности не захотелось слушать эту историю.

— Вот видите! Я и говорю, время еще не настало.

— Так что насчет света? — теряя терпение, напомнил я.

— Попытаюсь включить. Только, знаете ли, в этих старых гостиницах ужасная проводка. Идемте.

Он встал, вышел из-за стойки, и мы вместе начали подниматься по лестнице. Музыка все так же звучала глухо и отдаленно и совсем не становилась яснее по мере того, как мы приближались к ней, а вернее, к Алининым комнатам.

— На счастливую комбинацию можно наткнуться только случайно, — вдруг поспешным шепотом проговорил портье, будто давал какие-то последние важные инструкции.

— Вы уходите? — Я с тревогой посмотрел на него. Одному оставаться здесь мне было отчего-то страшно.

— Нет, нет, пока останусь. Да ведь нужно же включить свет.

Мы поднялись наконец на третий этаж. Портье на ощупь нашел выключатель — и коридор осветился тусклым, каким-то призрачным светом. Так он выглядел еще более жутким, чем если бы оставался совершенно темным. Мы двинулись по коридору. Возле одной из комнат портье остановился.

— Первая, — едва слышно сказал он. — Ну, что, попробуем заглянуть?

Я хотел постучать, но он отдернул мою руку и тихонько открыл дверь сам. В комнате за столом, подперев голову руками, сидел человек, смутно знакомый — тревожно знакомый. Кажется, он спал. Алины нигде не было видно. К музыкальному фону, который уже стал привычным, прибавились новые звуки: еще одна, совершенно противоположная музыкальная тема, гул и плеск моря и человеческая речь — но все это так же неясно и глухо. Человек за столом шевельнулся, вздохнул. И тут произошла удивительная вещь: я увидел то, что видит он: стал наблюдателем его сна, и сон этот поразил меня схожестью с моим давним, детским. Впрочем, совпадали только отдельные детали: берег моря, того самого моря, и хижина. Изображение было таким же неясным, как звуки, еле-еле различимым, но вполне узнаваемым.

— Ее здесь больше нет. Я так и думал, — проговорил портье и потянул меня за руку. — Пойдемте, сюда она уже не вернется.

— Кто он такой? — Я бесцеремонно показал на спящего пальцем.

— Один из образов, — портье пожал плечами, словно опять не поверил мне, не поверил, что я действительно не понимаю и спрашиваю искренне. — Первый этап путешествия.

— Чей первый этап?

— Алинин и ваш, — окинув меня жалостливым взглядом, снисходительно объяснил он, словно разговаривал с умственно отсталым ребенком. — Я-то уже все это давным-давно видел. Пойдемте, ее здесь больше нет. — И он почти выволок меня из этой комнаты в коридор. — Проверим следующий номер?

— Давайте, — легкомысленно согласился я, не ожидая удара, который обрушился на меня через минуту. Человек, который спал за столом, теперь дремал в кресле, а напротив него… А напротив сидела моя мать.

— Не успел вас предупредить, — портье неприятно, одной стороной рта ухмыльнулся, — да, честно говоря, и не знал как. — Он отодвинулся, чтобы мне было лучше видно — он хотел, чтобы я это увидел.

Они сидели молча, словно каждый из них пребывал в своем сне, и в то же время были вместе: их сны будто через соединяющиеся друг с другом сосуды перетекали из одного в другой. Ее вопросы — его ответы, ее упреки — его оправдания. Я знал, о чем они говорят, давно знал, очень давно, и хотел забыть. Но ведь он, этот сидящий в кресле, не тот. Он попросту самозванец! Лжедвойник, фантом… Я не хочу этого видеть! Не хочу, не могу, не буду!

Я оттолкнул портье и с размаху захлопнул дверь. Конечно, они не услышали шума, их единение не разрушилось.

Следующей оказалась наша комната на даче, наполненная потенциальными мертвецами. Это было еще одно неприятное видение: очередность смертей пронеслась вереницей. Там я тоже не стал задерживаться, тем более что Алина оттуда давно ушла.

Четвертая комната была не страшной: некий мужчина южной внешности, которого я сначала ошибочно принял за Винченцо, судорожно собирал вещи в дорожную сумку. Всюду были разбросаны листы, исписанные числами — конечно, из той самой рукописи, которую нашли мои незадачливые герои. Я хотел поднять один из листов, но портье меня остановил.