как буквально через пару минут приходит медсестра, я ее уже видела. Здороваемся и идем — она впереди с пропуском, я за ней.

— Спасибо! Доброй ночи! — благодарю девушку, на что она лишь кивает и уходит.

Подхожу к палате Адама и слышу голоса. Думаю, что это дядя Паша, но все равно стучусь, прежде чем зайти. В палате Адам и какой-то мужчина.

— Ада? — удивляется на миг Адам, а потом такая широкая улыбка.

Но я не решаюсь к нему подойти.

— Здравствуйте! Я попозже зайду, — говорю и уже выхожу за дверь.

— Не убегайте, девушка! — говорит мужчина. — Проходите.

Адам встает и сам ко мне подходит. Берет за руку и подводит к стулу.

— Это Руслан Русланович, мой тесть. А это Ада, моя будущая жена.

Ну ничего себе! Жду, что мужчина сейчас начнет орать, но тот лишь молча протирает во мне дыру. Неприятный взгляд.

— Ты точно решил?

— Да. Я все вам объяснил. Сказал, что надо делать, если вам не всё равно, конечно.

— Я понял. Я пойду, пожалуй. Ты поправляйся. Впереди нелёгкое время. Пока, молодёжь.

— До свидания, — на самом деле надеюсь, что больше его не увижу примерно никогда.

— До свидания, Ада. И позвольте попросить у вас прощение за сегодняшнее поведение моей дочери. Мне жаль, что она причинила вам боль.

Я не знаю, что на это ответить и просто киваю, после чего мужчина уходит.

— И как это ты тут очутилась, маленькая? — Адам подходит ко мне и приседает передо мной на корточки.

— Сюрприииз!

Глава 34. Ада

— И что он тут делал? — ну мне действительно интересно.

— Приходил поговорить насчет развода. Он неплохой мужик, любит, конечно, все держать под контролем. И дочь свою очень любит. Когда я ему пытался донести, что Камиллу необходимо лечить, он отказывался, не верил. Сегодня я уже не выбирал выражения, когда объяснял, что происходит с его дочерью. Кажется, он, наконец-то, понял всю серьезность ситуации. Ну? Так и как ты тут очутилась? А? — лицом упирается в мои коленки. Мои руки сразу начинают перебирать его волосы.

— Ну ножками пришла. Потом медсестра проводила. Я еще днем с Павлом Александровичем договорилась, что приду к тебе ночевать. Он был не против. Наоборот, сказал, что я в тебя силы вдохну, — продолжаю массировать кожу головы, Адам уже чуть ли не мурчит. — Ну так как? Чувствуешь прилив сил?

— Ага. Чувствую. Прилив, — поднимает свое лицо и играет бровями.

Хлопаю его по плечу. Тоже мне, соблазнитель.

— Ада, у меня к тебе просьба.

— Все, что угодно.

— Побреешь мне голову? Завтра утром операция, не хочу, чтобы это делала какая-то посторонняя медсестра. А сам все никак не решаюсь…

— А вы пижон, сударь. Не решается он побрить свои вихры. Конечно, я это сделаю. Давай.

Я вижу, что он не особо в восторге от предстоящей своей новой прически, но это необходимость.

Брею его. И оставляю челку. Тоненькую такую, в три волосинки. Начинаю смеяться до слез. Адаму то не видно, что там у него на голове. Но после того, как я рассмеялась, он идет к зеркалу.

— Ада, блин! Это еще что такое? — притворно возмущается.

— Челочка, — хлопаю глазками в ответ.

— Не боишься, что ты завтра проснешься с такой же челочкой?

— Нее, я ее в фиолетовый бахну.

Возвращается обратно и я сбриваю этот ужас с его головы.

— Мне нравилось, когда ты была Сливкой. Надо тебе придумать что-то новенькое. Абрикосина?

— Не надо ничего придумывать. Иди давай в душ, смывай волосы, а то колоться будут.

Адаму нельзя кушать и это плохо. Потому что я бы с удовольствием выпила кофейку, но в знак солидарности, терплю.

Хочу спать. Кофе бы помог.

Мы ложимся спать, сдвинув две кровати рядом. Палата двухместная, но соседа у Адама нет. Обнимаемся и какое-то время шепотом разговариваем. Адам, в основном. Как он гордится мной. Как он жалеет, что тогда послушал меня. Хотел, как лучше, получилось, как всегда.

А потом я, кажется, вырубаюсь, расслабленная его поглаживаниями и убаюканная его голосом.

— Спи, маленькая. Я люблю тебя! — слышу сквозь сон.

— Люблю, — не уверена, что сказала это вслух.

Снятся мне, конечно, всякие ужасы.

То Адам не просыпается после наркоза. То просыпается, но меня не узнает. Всех помнит, а меня — нет.

Утром, хотя за окнами тьма непроглядная, приходит медсестра и я просыпаюсь.

Адам сидит у окна, смотрит на улицу.

Медсестра измеряет температуру и давление Адаму, дает какие-то указания. Я не слушаю. Я смотрю на своего мужчину. Он не спал.

Бедненький мой. Переживает.

— Знаешь, если ты сейчас поплачешь, я не перестану считать тебя сильным Викингом, — будто невзначай говорю, проходя мимо него в ванную.

— Не дождешься! — кричит мне вслед.

Чищу зубы, умываюсь. В зеркале ловлю свой дикий взгляд. Он не будет плакать, а я, кажется, уже готова пролить первую слезу. Я не переживаю, что что-то пойдет не так, уверена, что все будет хорошо. Но когда твоего родного человека будут оперировать — это волнительно.

— Иди ко мне, — зовет меня Адам, как только я выхожу из ванны. Подхожу и он усаживает меня к себе на колени, лицом к лицу. — Какие у вас еще договоренности с дядей Пашей?

— Ну скоро я поеду домой, надо погулять с Айком. Он, кажется, скоро уже не пустит меня домой. Потом у меня кое-какие дела. Но когда ты очнешься, я буду рядом. Твой дядя Паша разрешил мне быть с тобой даже в реанимации, — шепчу ему на ушко, — Будешь там лежать голый и беспомощный.

— А тебе только того и надо, да? Чтобы я голый был, — целует меня куда-то в висок.

— Угу. Знаешь, я как давно голого мужчину не видела, — хихикаю.

— Ада-Ада, ну где твоя скромность?

Показываю ему