– Вы полагаете, убийца был тот же самый?

– Рана была точно такой же.

Он слегка откинулся назад.

– Это самый короткий путь, который ведет из галереи к вашим покоям, – сказал он. – Самый очевидный путь. Думаю, убийца предположил, что вы здесь непременно пройдете, и оставил в коридоре тело мастера Уэдерела, чтобы вы на него наткнулись.

– Но откуда он знал, что я присутствую на свадьбе? – Мне становилось все труднее шептать, когда хотелось кричать.

– Он знал, потому что тоже был там.

Я с трудом сглотнула и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, прежде чем заговорить снова.

– Если он был там, значит, он имеет какое-то касательство к королевскому двору.

– На свадебный пир явилось множество народу, так что он мог просто пройти незамеченным. Однако он достаточно хорошо знаком с Холирудом, чтобы точно знать, по какому коридору вы пойдете, и он носит отделанный драгоценными камнями кинжал. Да, я тоже полагаю, что он имеет касательство ко двору, во всяком случае, к его периферии.

– Нико, – проговорила я. – Зачем? Зачем он убил бедного мастера Уэдерела и оставил его тело лежать там, где его должна была найти я?

Я услышала, как в соседней комнате кто-то зашевелился. Майри захныкала.

– Вряд ли он полагал, что убийство Уэдерела положит конец усилиям англичан заполучить ларец – Рэндольф сможет быстро найти Уэдерелу замену или же вступит в переговоры сам. Я думаю, что это убийство должно было послужить предостережением вам, Ринетт. Так он дает понять, что не желает, чтобы вы говорили о ларце с кем-либо еще.

– Благословенный святой Ниниан! Но Нико, ведь все только и делают, что говорят со мною о ларце. Не может же он убить их всех.

– Будем надеяться, что нет. – Он повернул голову, прислушиваясь к доносящемуся из соседней комнаты голосу тетушки Мар, старающейся успокоить Майри. – Я не могу долго оставаться здесь, Ринетт. Умоляю вас – будьте крайне осторожны – здесь затевается с десяток заговоров, и они все нацелены на вас. И еще – я как раз собирался сказать вам об этом, когда меня позвала королева: я должен ненадолго уехать во Францию. Не знаю, сколько времени я там пробуду. Но обещаю вам, что непременно вернусь.

– Вы уезжаете во Францию? – переспросила я. – Но зачем?

Я заметила, что один уголок его губ опустился. На его лице мелькнуло странное выражение – наполовину печальное, наполовину насмешливое.

– Семейные обстоятельства, – сказал он. – Я бы попросил вас ни во что больше не влезать, а просто поберечься, но думаю, это вас не остановит.

– Верно, – подтвердила я. – Не остановит.

Нелегко заниматься поисками убийцы, если ты фрейлина королевы.

Каждая моя минута была расписана. Королева Мария всячески умасливала королеву английскую Елизавету, осыпая ее письмами и подарками в надежде, что та признает ее наследницей английского престола – впрочем, в глазах католиков она уже и так являлась законной королевой Англии. Мария Стюарт послала Елизавете Тюдор кольцо с бриллиантом в форме сердца, стихи и свой искусно написанный портрет, а еще она сказала нам, что, будь королева Англии мужчиной, она бы немедля вышла за него замуж. Говоря это, она смеялась до упаду. Одновременно она вела тайные переговоры с королем Испании о браке с его несчастным, безумным сыном и заявляла, что ей, по ее мнению, предназначено судьбой стать королевой Испании и, наконец, вырвать Англию из лап протестантки Елизаветы Тюдор при помощи испанского военного флота.

Мы даже запланировали на лето встречу с королевой Англии, которая должна была состояться в Йорке, и по этому случаю нам всем выдали новые платья: мне досталось платье из синей тафты, отделанное серебряным шитьем и мелкими кристаллами горного хрусталя, а также новая бархатная тесьма, чтобы закрыть следы починки на моем зеленом платье. Кто знает, как бы изменились наши судьбы, если бы эта историческая встреча состоялась? Но ей не суждено было осуществиться.

В марте герцог де Гиз, любимый дядя королевы, напал на прихожан гугенотской церкви в городе Васси, что близ Жуанвиля – или, наоборот, стал объектом нападения с их стороны. Об этом ходило столько разноречивых слухов, что правду так никто и не узнал – однако это происшествие сыграло роль искры, поджегшей сухой трут. Во Франции разразилась открытая война между католиками и гугенотами, и королева Англии решила, что ей лучше остаться в Лондоне, чтобы посмотреть, что она может выгадать от этого противостояния. Наша королева, заливаясь слезами, слегла в постель, и двор, только что пребывавший в приятном ожидании, погрузился в черную меланхолию. Я гадала, где в объятой войною Франции находится сейчас Никола де Клерак, и не ввергли ли его в опасность его таинственные семейные обстоятельства.

Я больше не натыкалась ни на какие трупы. На балах я танцевала с придворными и составила список тех из них, кто не носил кинжалов, украшенных гранеными рубинами.

«Он достаточно хорошо знаком с Холирудом, чтобы точно знать, по какому коридору вы пойдете, и он носит отделанный драгоценными камнями кинжал».

Список оказался длинным. Время от времени я осмеливалась спрашивать королеву, как идет королевское расследование убийства Александра, и всякий раз она милостиво – слишком милостиво – уверяла меня, что оно идет своим чередом.

В июле случилось еще одно скандальное происшествие. Молодой красавец сэр Джон Гордон, так весело танцевавший с королевой в феврале, на свадьбе лорда Джеймса, в какой-то уличной драке ранил придворного из личного штата королевы. Королева была в ярости. Думаю, ей был нужен козел отпущения, чтобы выместить на нем свой гнев и разочарование по поводу ее несостоявшейся встречи с королевой Англии, а также страх за своих родственников де Гизов в охваченной междоусобицей Франции. Вызов, брошенный сэром Джоном ее авторитету, стал первой искрой, а лорд Джеймс, ненавидевший могущественного католика графа Хантли и его клан Гордонов, всеми силами подливал масла в огонь.

Посему в начале августа двор и армия отправились на север, чтобы сокрушить графа Хантли раз и навсегда. По пути в Эбердин мы должны были проехать мимо Грэнмьюара, и я решила взять с собою Майри и всех своих домочадцев, чтобы оставить их в замке. Со своими высокими стенами и узкой дорогой по перешейку он был в сто раз безопаснее, чем Холируд, и как бы мое сердце ни болело от разлуки с дочерью и моими близкими, им будет там куда спокойнее, чем в Эдинбурге.

Я неимоверно устала, и меня мучил страх. Француз Блез Лорентен как-то раз попытался проникнуть в мои покои, но получив хорошую взбучку от Уота Кэрни, был вынужден отступить. Граф Роутс часто заговаривал со мною, спрашивая о моем здоровье, словно ожидая, что оно по каким-то причинам ухудшится, и за его спиной всякий раз стоял Рэннок Хэмилтон, точно черный, черноглазый волк. А леди Маргарет Эрскин не упускала случая, чтобы публично осудить цветочную магию и поговорить о том, что муж – кем бы он ни был – может склонить жену к послушанию.