– Ты про Тычка помни, если что, – наставлял Стюженя Безрод. Старик усмехался. Пусть поучит, пусть. Не зазорно седому сивого слушать.

– К Отваде зайди. Простись.

Безрод криво ухмыльнулся.

– Сын исчез, не простясь, и я так уйду.

Расшибец ушел тогда один и нарвался на засаду. Многих порубил, но и самому досталось. Пока брел к своим, думал к спасению идет, оказалось, ковылял умирать на руках у отца.

Старик и слова не сказал, но Безрод ухмыльнулся, вздохнул и направился в терем. Стюжень тепло поглядел вслед, и Сивый почувствовал, будто легкий ветерок идти помогает, в спину толкает. На пороге княжьей палаты молча встал и уставился куда-то в угол. Старшины городских концов, решив общие дела, стали расходиться. Минуя порог, поклонились Безроду, приняли ответный поклон. Остались только дружинные, да князь. Отвада какое-то время смотрел на Безрода, потом буркнул:

– Все в одной рубахе шастаешь. Стужу в грудь поймаешь.

– Стужа мне сестрица, не кусает – лишь ласкает.

Такие разные они, Расшибец и Безрод. Сын был могуч и весел, этот сух, будто вяленый лещ, и угрюм. А лицо одно. Таким стал бы Расшибец лет через десять. Больно смотреть, а хочется.

– Ты зла не держи, парень. – Отвада закусил ус, покосился на мрачного Безрода. Даже искрой тепла не вспыхнули темно-серые глаза. – И на рожон не лезь. Один вот слазил. Хватит!

Сивый кивнул. Повернулся уйти. Слегка дрогнувший голос князя догнал в спину.

– Вернись.

Безрод недоуменно остановился, оглянулся, с вопросом в глазах подошел. Отвада лишь прошептал:

– Дай хоть обнять тебя, дурень.

И сгреб в могучие объятия. Да уж, как сыну быть слабаком при таком-то родителе? Едва в кашу не смял, и недавняя рана не помеха. Сивый стоял не шевелясь. Даже рук не поднять. Отвада спеленал медвежьим хватом, и Безрод отчего-то расхотел вырываться. Просто стоял, как столб и глядел на стену поверх княжьего плеча.

– Ну, иди. – Князь оторвался, и только слепой не увидел бы, каких трудов ему это стоило. Стюжень давеча говорил, будто нельзя мерить князей и воевод обычной меркой. Дескать, в них бродит закваска богов, поэтому дух тверд, словно меч. Но в жизни все бывает. Случается даже о свой меч раниться.

Темнело. Безрод заглянул в амбар. Парни, отобранные в поход, последнее доделывали. Молча оглядел и вышел. То же в дружинной избе. То же в овине. Раны в лесу долечат, хватит сидеть в тесном городе, на волю пора. Неслухи стягивали веревками оружие, да пережали малость. Порвались веревки. Со смехом кто-то бросил им замену. Моряй перепроверялся, все ли на месте. Щелк закончил полностью. Люб не соврал, управился раньше всех. Осталось мешки надуть и запечатать. Тот невзрачный млеч, который сам напросился в поход, делал все удивительно споро, и складывал, и вязал. Правду люди говорят, мала птица перепелка, но диво как вкусна. Без суеты собирается, любо-дорого смотреть. Лишнего движения не делает. Где нужен один узел, один и кладет, а где два – там и два.

– Осталось наипаче трудное, – вздохнул Стюжень. – Как бы в море не померзли. Ведь не лето на дворе.

– Есть придумка?

– Есть. – Ворожец усмехнулся. – Чудодейственное снадобье. Завороженное! Как знали. Все лето на солнце стояло, тепло вбирало. Теперь отдавать время. В нем сила солнца и, ясное дело, ворожба. Годны еще старики на что-то?

– Поглядим, – усмехнулся Безрод.

Небо чистое. Как взойдет звезда Синий Глаз, значит, наступило самое темное время ночи, темнее не будет. Едва выкатится на небо Девичья Звезда, стража поднимет Безрода первым, а к Синему Глазу уже должны уйти. Сивый вышел из амбара, чтобы не греметь справой, на пепелище своей темницы расчистил место от золы и, воткнув светец в расщеп обгорелых бревен, стал собираться. Аккуратно связал меч, секиру и лук. Хорош лук! Норовист, плечист, круторог! Тетивы, уложенные в навощенный свиной желудок, привязал к черену меча. Вязанку стрел крепко приторочил к ножнам. Копейный наконечник притянул к луку. В один сапог сунул шапку, в другой – рукавицы. Полушубок расстелил, рукава раскинул, в рукава сунул сапоги, в середину бросил новые штаны и рубаху. Завернул подол и скатал. Положил все в мешки. Кольчуги и шлемы не возьмут, слишком тяжелы. Придется на месте добывать. Нож не стал прятать. На руку приладит, на правое плечо, чтобы достать было легко. Теперь прямая дорога в кузню, надуть мешки да просмолить. Потом спать. Сивый поднялся, подхватил справу и ушел в кузнечный конец.

Когда вернулся в амбар, замер на пороге. Тихо. Спят уже. Безрод постоял немного и, стараясь не скрипеть тесаным полом, пошел к себе.

В кромешной тьме его безошибочно нашел сторожевой дружинный, потряс за плечо. Сивый мгновенно проснулся, открыл глаза.

– Пора, – шепнул боец и растворился во тьме амбара.

Безрод встал, несколько раз присел, разгоняя кровь по членам, запалил маслянку, а от нее светоч. Разбудил Моряя. Моряй – Пряма. Кто-то от возни проснулся сам. Невзрачный млеч открыл глаза, едва скудный свет обласкал закрытые веки. Остающихся будить не хотели – тем поутру на стену – да сами проснулись, и скоро амбар глухо гудел. Справу с оружием местополагали на спину, так, чтобы не мешала, и ходили ровно горбуны – топорщится за спиной пузырь, полный воздуха, а в нем оружие. Перегуж и Долгач ходили меж воями, помогали, подсказывали, ровно отцы, собирающие сыновей в поход. Скатку с одеждой прилаживали кто куда, в основном на поясницу, но были и такие, кто привязывал скат с одеждой к ноге, оплетая ремнями бедро. Безрод попрыгал. Не звенит, не дребезжит, не ерзает. Справа сидит плотно, в сторону не сползет, плыть не помешает, а дадут боги – поможет пузырь с воздухом. Ну, вот вроде и все. Вои стояли мрачные, насупленные. Ждали.

– Пошли. – Сивый первым вышел из амбара, накинув на плечи верховку. По одному дружинные уходили следом.

Под дубом на дворе уже стояли сам Отвада, парни из дружинной избы и овина полностью собранные. Рядом с князем – ворожцы и между ними – ослепительно белый жертвенный бык. У Безрода глаза на лоб полезли. Стоит старый Стюжень, и вроде все как обычно, да только бугрит спину верховного воинская справа, а на пояснице топорщится скатка. Ворожец подмигнул, дескать, не ожидал, сопливый? Рот закрой, душа вылетит, не поймаешь! Сивый покачал головой, ухмыльнулся. Воевать старый, собрался, не захотел сидеть в городе. Рассудил, что и в лесу ворожец пригодится. Что ж, правильно рассудил. Где война, там и раны, где раны, там и ворожец. А если понадобится – рядом встанет, и только успевай пригибаться, когда огромный меч над головой засвистит.

Князь подошел к Безроду и произнес во всеуслышание.

– Призываю сень богов на голову вождя! – Отвада обнажил меч и положил лезвие на макушку Безрода. – Этот человек возглавит поход, этого человека дружинные поставили над собой, он достоин стать предводителем и принять, Ратник, твое благословение!