За парковкой, в тени деревьев, устроились Эмилия и ее подружки. Судя по дыму, гуляющему среди ветвей, – курят. Впервые мне не хочется сделать вид, что я этого не слышала: мне обидно за Оливию, хочется вступиться за нее.

– А ты? Что пялишься?! – взвизгивает брюнетка.

Между нами метров двадцать. Я не отвожу глаз. Жду, что они бросят сигареты и ринутся к нам. Но девочки не спешат. Подружки смотрят на Эмилию в ожидании команды, а та продолжает сверлить меня взглядом.

– Поехали, – произносит Оливия, отстегивая велосипедный замок.

У королевы класса не хватает духа, чтобы устроить стычку прилюдно. Все ясно.

– Поехали, – затравленно повторяет подруга.

Я неспешно отстегиваю замок, закидываю сумку на плечо и сажусь. «Ну же, крикни что-то еще, и получишь этой сумкой по голове». Во всей моей позе решимость и дерзость, во взгляде – вызов. Но Эмилия отводит взгляд первой: держится расслабленно, старается казаться отрешенной. Очевидно, переводит разговор с подругами на другую тему. Возможно, говорит про нас гадости, потому что они смеются.

Плевать.

Я показала свою силу. Нужно будет – выступлю против нее открыто.

– Поехали.

Мы срываемся с места и мчим в сторону дома.

Желтые листья хрустят под колесами, туман растекается по небу, точно молоко, в воздухе пахнет сыростью и хвоей от разбросанных по городу сосен. Я мчусь, рассекая колесами воздух, и вспоминаю лишь один запах – от Кая пахло табаком. Так горько и терпко, что я почти чувствовала этот привкус на своем языке.

Не знаю, что это было, но тогда я действительно не помнила, о чем мы говорили. Кажется, перебросились парой фраз. Этот парень производил почти гипнотическое впечатление: я ощущала себя кроликом перед удавом. Не могла оторвать взгляда от его лица, слушала, кивала, покорно отвечала и завороженно наблюдала за плавностью движений.

– Расскажи, – прошу я, когда мы подъезжаем к нашим домам и готовимся разойтись.

– О чем? – спрашивает Оливия, хотя уже и так знает.

– Они цепляются к тебе? Эти девочки тебя обижали?

– Нет. – Она отводит взгляд, но ее плечи бессильно опускаются.

– Что тогда это сейчас было?

– Я их не виню, – девушка улыбается, и я понимаю, что она говорит правду.

– И давно это началось?

– В прошлом году.

– Рассказывай.

– Да это ерунда, – Оливия пытается улыбнуться снова, но ее губы так напряжены, что выходит гримаса. Ей неприятно и больно вспоминать это.

Но мне нужно знать. Хочу понимать, насколько все плохо.

– Говори уж.

– Весь прошлый год они дразнили меня, выкрикивая вслед «треугольные сиськи»! Так, чтобы парни слышали.

– Почему треугольные? – Я прислоняю велосипед к калитке.

– Когда я переодевалась на физкультуре, – голубые глаза Оливии блестят от слез, – они увидели мой лифчик. Он… Я сама его шила.

– Докопались из-за лифчика? – сочувствующе качаю головой.

Представляю хлопковый бюстгальтер без косточек и кружев, плохо держащий форму. Это ужасно мило, но может стать для недоумков весомой причиной для травли. Хотя чего лукавить: если малолетнее зверье видит слабость будущей жертвы, ему даже причина не нужна.

– Я больше не переодеваюсь с ними на физкультуре.

– А вот это зря, – вздыхаю я. – Нужно отвечать жестче и быть смелее. Им неинтересно задирать тех, кто может постоять за себя.

– А в прошлом мае у нас проходили уроки сексуальной грамотности. – Оливия покрывается румянцем и прячет пальцы под рукава блузы. – Среди рекламного материала по занятию об устройстве женского организма были гигиенические прокладки, их раздали девочкам нашего класса, и Эмилия с подружками, пока я была в столовой, обклеили ими всю мою парту, стул и сумку.

– Какая же она тупица. – Мои пальцы сжимаются в кулаки.

– Парни смеялись.

– Потому что тоже тупицы, – успокаиваю ее я, хлопая по плечу. – Хочешь, прогуляемся сегодня вечером?

– Где?

Развожу руками.

– Покажу тебе парк! – загорается взгляд Оливии.

– Отлично!

– Только оденься теплее, – улыбается она.

– Слушай, а у вас есть дополнительные курсы по астрономии?

– Ты интересуешься небесными телами?

– Немного. – Я пожимаю плечами.

– Не слышала, но можно спросить в школе. Обязательный час в неделю точно есть.

– Это другое.

– Точно.

– Ну, тогда до вечера! – машу ей на прощание.

– Я позвоню! – обещает Оливия.

Мы расходимся каждая в свою сторону.

Угораздило же меня подружиться с изгоем! Было, конечно, обидно за Оливию, но возможность занять нейтральное, срединное положение в классе для меня стремительно улетучивалась.

Вхожу в дом, застаю Софью на кухне.

– Как первый день? – интересуюсь я.

– В задницу его! – рычит сестра.

Она закидывает ноги на стул, разваливается и черпает пальцем арахисовую пасту прямо из банки. Все ее внимание направлено на происходящее на экране мобильного – сестра смотрит какой-то ужастик.

– Как тебе ребята в новой школе? – не отстаю я.

– Отстой, – бросает Софья, не отводя взгляда от экрана.

Зачерпывает пасту и облизывает палец.

Фу.

Бросив сумку на пороге, я прохожу в кухню, мою руки в обжигающе горячей воде и заглядываю в холодильник. Выбираю, чем бы перекусить. Живот урчит, и я размышляю, не приготовить ли обед. Мама обрадуется. Достаю спагетти, мясо, овощи.

– Там, в шкафу, – бросает Софья через плечо.

– Что?

Проследив за ее взглядом, тяну дверцу.

Внутри стоит пустая бутылка из-под вина. За ней – еще одна.

– Опять, – выдыхаю я.

– А ты ждала чего-то другого? – хмыкает сестра.

У меня опускаются руки.

Этих бутылок будет больше и больше: плюс одна каждый день. А то и две. Они появляются здесь утром, и так мы узнаем, что ночью мать опять пила.

– Это все переезд, – говорю я, складывая бутылки в мусорный пакет.

От этого звона у меня подпрыгивает сердце.

– Конечно, – отзывается Софья. – Чертовы переезды.

Ее реплика буквально сочится ядом, и я не могу ее винить. Мы все устали от скитаний, попыток устроиться на новом месте и стараний делать вид, что у нас идеальная семья.

Именно поэтому я открываю кулинарную книгу и готовлю пасту по старому бабушкиному рецепту: маму это непременно порадует.