Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чем плоха мамина спальня? – улыбнулся он, пытая развеять мою печаль.
Я даже не удивилась, что это сработало, и мое сердце заколотилось быстрее. Когда Мика Ярвинен улыбался, весь мир замирал как по команде: деревья не шелестели листвой, проезжающие машины не шумели, ветер затихал, и даже птицы не пели. Все на секунду бросали свои дела, чтобы, не отвлекаясь, созерцать его улыбку.
– Вообще, она даже удобнее моей комнаты, но главный минус перевешивает любые достоинства: над окнами надстроена крыша веранды, и мне не видно звезд, когда я ложусь спать.
– Тебе так принципиально видеть перед сном звезды, Анна?
– На прошлом месте учебы я посещала общий курс астрономии по субботам. – Видя, как он округляет глаза, развела руками: – А что? Это очень увлекательно!
– Не факультативный английский, не подготовку к экзаменам и не репетитора по алгебре? – Его густые брови взметнулись вверх. – Ты брала дополнительный курс по астрономии?!
Он надо мной смеялся.
– А ты знал, что солнечный свет достигает Земли за восемь с половиной минут?
– Да ла-а-адно! – пытаясь держать серьезное лицо, воскликнул Мика.
– А то, что в твоих волосах обитают крошечные метеориты? – Я гордо расправила плечи. – Знал?
– Но я только утром помыл голову! – возмутился он.
– Микрометеориты, крошечные частицы из космоса, которые можно увидеть только в микроскоп, постоянно падают на Землю. Некоторые падают на нас, когда мы выходим на улицу. – Мне стало труднее сдерживать смех, потому что Мика, старательно изображая испуг, взглянул на небо. – Эти частицы можно обнаружить с помощью лабораторного анализа. Они теряются в огромном количестве земной пыли, частицах смога, пыльце и даже в чешуйках ороговевшей кожи и перхоти, которая находится на наших головах.
– Только не на моей! – не выдержал и рассмеялся Мика. Он встряхнул волосами, точно лев гривой. – Надеюсь, у меня ее нет? Перхоти?
– Нет, – прыснула со смеху я, – но я вижу, как с тебя слетают частички звезд!
– Держи. – Он протянул мне набросок.
Всего несколько простых линий, но я узнала себя на рисунке.
– Ой, нет, подожди! – Мика практически выхватил у меня из рук альбом.
Я подъехала ближе и увидела, как он рисует облачко, идущее от моего рта, а в нем пишет: «Я вижу звезды в твоих волосах!»
– Вот. Так лучше, – сказал парень, передавая рисунок мне.
– Дай-ка сюда.
Я взяла у него карандаш и принялась рисовать рядом Мику. Выходило у меня кривовато, но кучеряшки, ровный нос, густые брови и лучистые глаза не оставляли сомнений в том, кто был изображен. Для пущей верности я решила добавить на футболку рисованного Мики надпись с его реальной футболки.
Повернулась.
Все это время он стоял надо мной, с довольным видом наблюдая за процессом. Поняв, что я хочу сделать, он распахнул рубашку.
«Страх делает тебя пленником, надежда дает тебе свободу» – было написано мелким шрифтом, а рядом угадывались фигурки героев фильма «Побег из Шоушенка».
Я принялась старательно выводить ту же надпись на своем рисунке.
– Дави на карандаш сильнее, – наклоняясь еще ниже, томно прошептал Мика. – Не бойся, ему нравится.
По моему телу отправились гулять волны мурашек.
Он что, со мной заигрывал?
От этой мысли становилось не по себе – в приятном смысле.
– Отлично, Анна, – похвалил Мика.
Но я еще не поставила финальную точку.
«Это же не перхоть? Да?» – вывела я в облачке над его головой.
Мика рассмеялся.
Так задорно и звонко, что Дрисс соскочил с места и ринулся к нам. Пришлось наглаживать его в четыре руки.
Делая это, мы встретились с Микой взглядами, и меня опять словно пронзило током. Я уже начинала бояться саму себя: каждый раз в присутствии этого парня тело переставало подчиняться мне и странно реагировало на нечаянные взгляды и прикосновения.
– А что, если мне тоже занять комнату на первом этаже? – задумался Мика, оглядывая коробки.
– А тебе-то зачем?
– Из солидарности.
Я качнула головой.
– Но ведь тебе не стоит усилий подниматься? К чему лишать себя возможности любоваться звездами?
Он сунул руки в карманы, сел на сложенные друг на друга коробки, вытянул ноги и посмотрел на меня.
– Но ведь это несправедливо, что я вижу звезды перед сном, а ты – нет, Анна.
– И ты готов страдать?
– Из-за тебя – да.
Мика улыбнулся с озорством, по-мальчишечьи.
Хотела бы я знать, что он имел в виду.
Мы собрались ужинать.
Мама разогрела купленные в ресторане по дороге домой лазанью и томатный суп с гренками и переложила в тарелки, чтобы нам казалось, будто она потратила кучу времени и тонну материнской любви на приготовление еды.
Все мы понимали, что это не так и что при ее графике это чисто физически невозможно, но старательно делали вид, что все идеально.
Поправочка: я делала. Софье было откровенно наплевать на все старания матери.
– Достаточно соли? – мама потрясла в воздухе солонкой.
– Да, – кивнула я.
– Может, хлеба? – она придвинула ко мне тарелку с воздушной чиабаттой из того же ресторана.
– К лазанье? – усмехнулась я.
– Точно, – неловко улыбнулась мать. – Может, соус?
– Может, ты еще расшаркаешься перед ней? – процедила Софья.
Мы уставились на нее.
– Ой, вы что, меня услышали? – хмыкнула сестра. – Не может быть. Это чудо!
Софья продолжила елозить ложкой в супе, ухмыляясь, но мама решила не заострять внимание на ее словах.
– Всем приятного аппетита, – тихо проронила она и опустила взгляд в тарелку.
Я почувствовала себя неуютно.
С одной стороны, после аварии мне все-таки удалось добиться внимания матери, с другой стороны, я понимала, что: во-первых, получаю его незаслуженно, во-вторых, мать давала его мне через силу – только из-за того, что испытывала вину за случившееся.
Каждая из нас предпочла бы этой компании ужин в одиночестве в собственной спальне, но правила приличия не позволяли прерывать игру под названием «Мы стараемся казаться идеальной семьей». Вместо того чтобы разругаться в пух и прах в попытке выяснить отношения, нам приходилось доигрывать наши роли до конца.
Звенели столовые приборы, мы смотрели каждая в свою сторону, даже не пытаясь поддерживать вежливый разговор, принятый в таких случаях, и я искоса наблюдала за тем, как Софья поглощает вместе с ужином толстый слой черной помады со своих губ. Мама тоже это видела и брезгливо морщилась. И все мы мечтали поскорее разойтись по своим комнатам.