жестокого романса «Окрасился месяц багрянцем», поэт в иронично-пародийном ключе повествует об эфемерности любви, искажении представлений о ней в современном мире:

Окрасился месяц чем-то вроде багряного,

а наследного принца будят сытого-пьяного

и говорят ему: вставай, наше солнышко,

потому что волхвы опять нагадали Золушку.

И помчался он по реке без навигатора

так, что плясал за кормой бакен фарватера.

Прилетит он и спросит: «Где моя круглолицая?» —

и проедет по городу медленно, как милиция

<…>

Обыскав свое царство – все, до двора, до колышка, —

я понимаю вновь: все это – Золушка.

Амфора уникальная, надпись наскальная,

струна музыкальная, Садовая-Вертикальная [269].

Любовь в поэтическом мире С. Казнова подобна черной молнии и зигзагу удачи-неудачи. Взаимность любви, ее гармония разрушены, мир перевернулся и являет собой состояние после перенесенного урагана, в центре которого находился лирический герой. Переживая любовь, герой переживает трагедию. Однако эта драматическая тональность чаще всего скрывается за серией иронических приемов. Синтезируя роковые мистические мотивы романтической баллады и иронические приемы пародии, поэт раскрывает драматизм переживания несостоявшейся любви, обманутого чувства. Подобные черты обнаруживаются и в балладе «Вальтер, лишенный смерти»:

Вальтер Крылатый Лев был богат и знатен.

В отличье от солнца на нем не имелось пятен.

Он становился владетельным с каждым годом.

Реки его текли молоком и медом.

У него было много денег и драгметалла,

И только любви еще ему не хватало.

Он хотел снабдить свой дом золотою кровлей,

Но встретил и полюбил молодую фройляйн.

Угощал ее русской икрой и вином испанским,

Искупал ее в бассейне с чистым шампанским,

Устраивал для нее фейерверк на даче,

Одевал ее у Кардена и у Версаче…

Через месяц фройляйн нашла себе побогаче.

Она ушла рано утром, забыв бюстгальтер.

Узнав об этом, Вальтер достал свой вальтер,

Выбранил слуг за то, что не разбудили,

И просверлил две дырки в своем мундире.

Подобно тому, как негры не загорают,

Вальтер не умер – такие не умирают [269].

В пародийном ключе развивается и творчество другого современного поэта И. Иртеньева, за которым закрепилось определение «правдоруба». Он – представитель иронического направления в современной отечественной поэзии, остро реагирующий на многие несовершенства нашей жизни. В поле зрения автора попадают как социальные, политические, так и нравственные проблемы:

Во дни державных потрясений,

В процессов гибельный разгар

На что употребить свой гений?

Куда примкнуть мятежный дар? [16].

В связи с тем, что многие современные критики склонны соотносить творчество И. Иртеньева с поэтическими традициями обэриутов, ссылаясь на парадоксальную манеру мышления, пародийность, создание гротескного, гипертрофированного мира обывателя, сознание которого пронизано штампами массовой культуры, мы находим возможным рассматривать его творчество в рамках «авангардной» парадигмы [81; 234]. Однако заметим, что за всеми его поэтическими приемами (ерничество, гротеск, литературная игра с наследием прошлого и т. п.) скрывается боль за человека, который теряется за пошлостью обыденного существования, страдает от несовершенства власти, абсурда современного жизнестроительства.

Более того, А. Э. Скворцов обнаруживает сходство поэзии И. Иртеньева с сатирическими стихами П. Шумахера, К. Пруткова, В. Курочкина. При этом исследователь совершенно справедливо утверждает парадоксальную мысль о том, что наиболее существенно влияние традиций «серьезной», а не пародийной поэзии, доказывая присутствие в творчестве И. Иртеньева «подспудного драматизма»: «Поэт представляет на суд читателя не что иное как современную лирику, используя нетрадиционные, нелирические приемы. <…> Иртеньеву заметно мешает ярлык ирониста. Это и понятно, и печально. Понятно потому, что у нас вообще укоренилось ироническое – такая вот тавтология – отношение к иронии и эксцентрике. Печально потому, что ирония иронии рознь. К общему нашему несчастью, за последние годы этот многострадальный художественный троп усилиями целой когорты литераторов, как талантливых, так и не очень, превратился в изрядно потрепанный жупел. Ирония приелась, как бананы, что нынче лежат на всех углах и стоят дешевле огурцов. А между тем, прием сам по себе ни в чем не виноват» [234, с. 112].

Подтверждением принадлежности поэзии И. Иртеньева к «авангардной» парадигме может служить и его творческая связь с московским клубом «Поэзия», в состав которого входили известные представители поэтического андеграунда конца 1980-х гг.: Д. Пригов, Л. Рубинштейн, С. Ганлевский, В. Коркия, Т. Кибиров и др.

Следует заметить, что современный поэт разрабатывает разнообразные жанровые формы, такие как элегия, пастораль, скороговорка, считалочка, колыбельная песня, баллада и др. Однако прямые жанровые отсылки заголовочного комплекса редко реализуются в структуре иртеньевского текста, цель которого чаще всего одна – пародийное воссоздание современной жизни обывателя. Похожую задачу выполняют и баллады И. Иртеньева («Баллада о четырех Дедах Морозах», «Баллада об одиноком полковнике», «Баллада о моли», «Баллада о здоровом режиме», «Баллада о гордом рыцаре», «Застольная баллада», «Баллада о железном наркоме» и др.). Примечательно, что в основном к жанру баллады поэт обращался в конце 1980-х – начале 2000-х гг., когда наиболее очевидно происходило крушение социально-политической жизни России: рушились устои советского государства и им на смену приходили совершенно новые формы государственной власти. Более всего от эпохальных событий рубежной эпохи страдал обычный человек. Он оказался растерянным, потерявшимся в вихре политических событий.

На наш взгляд, ранние баллады И. Иртеньева приближены к жанровой форме стихотворного рассказа, имеющего дидактические установки. Основную поэтическую задачу автор видит в том, чтобы направить человека на правильный путь, выбрать из множества жизненных дорог единственно правильную, ту, о которой мечтает человек, на которой он может реализоваться и быть счастливым. В этом отношении наиболее показательной является «Баллада о четырех Дедах Морозах», где своеобразным образом-символом является главный новогодний персонаж – Дед Мороз:

Вечером очень поздно,

Под самый под Новый год

Четыре Деда Мороза

В дальний собрались поход [16].

В данном произведении нет традиционных жанровых черт баллады. Поэт лишь использует атмосферу волшебства, традиционно присущую новогоднему празднику, однако это лишь своеобразный фон для передачи назидания, дидактики о выборе жизненного пути:

В жизни каждому надо

Правильный выбрать путь.

Об этом моя баллада,

А не о чем-нибудь [16].

Подобные поэтические установки мы можем наблюдать и в других балладах И. Иртеньева, приближающихся к жанру стихотворного рассказа-назидания: «Баллада об одиноком полковнике», «Баллада о сослуживцах». В иносказательной форме, через образы-символы, аллюзии