Люба вздохнула, помолчала немного, внимательно глядя в егосиние глаза, потом неторопливо и внятно изложила итог своих размышлений.

– Если вас это устраивает, мы сможемдоговориться, – заключила она, чувствуя, как колотится сердце.

Что он ответит на все это? Что он не согласен? Что это емуне подходит? Или вообще он передумал на ней жениться и хочет просто отобратьдетей, любым способом, любыми средствами, вплоть до затевания судебногопроцесса об установлении отцовства. Дело получит огласку, и родители ей этогоне простят. И ему тоже не простят. Мама снова побежит к своему дружку из КГБ,который теперь занимает уже более высокий пост и, соответственно, обладаетбольшими возможностями, и совершенно понятно, что будет дальше. Неужели самЮрцевич этого не понимает? Впрочем, наверное, не понимает, ему ведь и в головуне приходит, чьими стараниями он угодил за решетку в тот момент, когда еговозлюбленная Наденька была на сносях. И нельзя сказать ему об этом,предупредить, потому что это будет предательством по отношению к родителям, даи реакцию самого Юрцевича предугадать невозможно: а вдруг он разозлится на ихсемью настолько, что даже о своей любви к сыновьям забудет, и перестанетприходить, чтобы посмотреть на них, и Люба больше не сможет с ним встречаться.

– Я согласен, – негромко, но очень твердо ответилон. – Я же сказал, что приму любые ваши условия, только бы быть рядом смальчиками. Спасибо вам, Люба.

У нее отлегло от сердца. До окончания тренировки они неторопясь прогуливались по аллеям, сперва немного пообсуждали деталипредложенного Любой плана, потом заговорили о нашумевшем в том году фильмеТарковского «Зеркало», и Люба поймала себя на том, что удивляется глубине инестандартности мышления своего собеседника. Немудрено, что Надя в неговлюбилась без памяти. Она, наверное, в рот ему заглядывала, восхищенно ловякаждое слово, а он пользовался этим и крутил ею как хотел. Маленькая дурочка.Будь Люба на ее месте, она не залетела бы так глупо, она потребовала бы, чтобыон прежде развелся, потом женился на ней, и, уж конечно, она вовремя разгляделабы в нем диссидента и не ставила бы в известность родителей раньше времени,расписались бы потихоньку – и все, и пусть мама с папой рвут и мечут, сделатьуже все равно ничего нельзя. А если из-за этого пострадали бы родительскиеблага – так и черт с ними, с благами этими, с зарубежными поездками иимпортными шмотками. Когда есть муж, которого безумно любишь, можно и вотечественном походить, и кино, если смотришь его по телевизору «Березка»,ничуть не хуже, чем на экране «Грюндига», и музыка из советского магнитофона«Яуза» звучит точно так же, как из «Панасоника». Ну, почти так же. И книгиможно приобретать не по «белому списку» – ежемесячному буклетику на белойглянцевой бумаге с перечнем всего, что было выпущено советскими издательствамиза последние 30 дней, в котором нужно было только поставить галочки рядом снужными книгами, и через три дня все привозилось прямо на дом, – асобирать, как все люди, макулатуру и за каждые 20 килограммов получать томикУилки Коллинза, Ильфа и Петрова или Конан Дойля. Да какая разница, в концеконцов, если рядом муж, и есть любовь, и от этой любви появляются общие дети!Вот пройдет год, она уедет с Юрцевичем подальше от Москвы, от родителей, онипоженятся, и она будет счастлива без всяких там испанских туфель и английскихкостюмов, без балыка, осетрины и вкусных конфет, давно уже исчезнувших сприлавков, на которых теперь пылились отвратительные приторно-кисловатые суррогатыс белой начинкой.

И думала все это Люба Филановская совершенно искренне. Покрайней мере в ту минуту. Она хорошо помнила слова матери, произнесенные шестьс лишним лет назад, но помнила их как-то однобоко, в той лишь части, котораякасалась лично ее, Любы, и тех благ, которых лично она лишится, если пострадаюткарьера и положение родителей, однако об угрозе, нависающей непосредственно надмамой и папой, она как-то подзабыла. Да и немудрено забыть, когда думаешь олюбви…

– Вы не могли бы принести мне фотографиимальчиков? – попросил Юрцевич, прощаясь. – У вас ведь наверняка многохороших снимков. Мне бы хотелось иметь хотя бы несколько.

– Конечно, – кивнула Люба, – я принесу вследующий раз. Не боитесь, что ваша жена их найдет?

– Не боюсь. Наташа все знает. Она ведь приходила к вам,так что… – Он пожал плечами и улыбнулся как-то странно и отчужденно.

– Ну да, она знает, что у вас есть сыновья от другойженщины. А о том, что вы все еще хотите быть с ними, что приходите посмотреть наних издалека, она тоже знает?

– Она все знает, – повторил Юрцевич. – Ксожалению, я не смогу прийти на следующую тренировку. Работа, заказчики и всетакое. Может быть, вы могли бы захватить фотографии завтра? Я подошел бы кшколе, встретил вас. А?

– Да ради бога.

Вечером Люба подобрала фотографии Саши и Андрюши, сунула ихв портфельчик, а укладываясь спать, с неожиданной улыбкой прикидывала, что бытакое завтра надеть на работу. В модном пальто она уже сегодня показаласьЮрцевичу, надо бы завтра покрасоваться еще в чем-нибудь сногсшибательном,например в юбке, скроенной «по спирали». Если она правильно сшита, по хорошимлекалам, то при ходьбе создается иллюзия, будто юбка вращается вокруг ног.Очень красиво. Мало кому удается получить такую юбку, потому что хороших лекални у кого нет, только у самых дорогих портних. Да, пожалуй, она наденет этуюбку со строгой шерстяной водолазкой, а тонкую талию подчеркнет кожанымпояском. Будет очень неплохо.

Назавтра Юрцевич, получив фотографии, попросил разрешенияпроводить Любу до дома, на что она, разумеется, сразу же согласилась. Метров запятьдесят до подъезда она внезапно увидела машину Тамары Леонидовны. Значит,мама дома. Надо прощаться здесь, не стоит искушать судьбу, ведь совсем недавномать уже видела Юрцевича. Снова начнутся вопросы, расспросы, шутки и совершеннонеуместная, на взгляд Любы, ирония.

Она уже открыла рот, чтобы попрощаться с Сергеем, когда онсказал:

– Кажется, Тамара Леонидовна идет.

– Где? – испугалась Люба.

– Да вон, из подъезда выходит.

– До свидания, – заторопилась она. – Спасибо,что проводили.

Она надеялась, что мать сразу сядет в машину, не оглядываясьпо сторонам. Но было поздно, Тамара Леонидовна быстрым упругим шагомнаправлялась прямо к ним.

– Добрый день, добрый день, – пропела она. –Вы к нам? Заходите, пообедайте, а я убегаю, у меня сегодня съемка на студииГорького.

Чмокнув дочь в щеку, она царственно кивнула Юрцевичу,развернулась и пошла к машине. Еще несколько секунд – и белые «Жигули»промчались мимо них.

Любе казалось, что все произошло мгновенно, она дажеопомниться не успела, однако уловила цепкий жесткий взгляд, которым матьокинула ее спутника.

На следующее утро Люба столкнулась с матерью на кухне, когдавышла готовить завтрак.

– Что ты так рано? – спросила онаудивленно. – Ты же вчера поздно пришла. Я думала, ты проспишь часов додесяти.