— А… ты ему не пишешь? — Вика как-то неестественно вытянулась в струнку.

— Что я, совсем дурная? — фыркнула Лёка. — Делать мне нечего…

— Но его адрес у тебя есть? — настаивала подруга.

— Дуся… — протянула Лёка. — Ты что, невсебешная? Зачем тебе это?

— Поищи адрес, — попросила Вика.

— Ну, ладно… — Лёка встала и нехотя поплелась в комнату. — Я и не помню, где записала… Погоди, сейчас… А-а, ну да… Вот он! А ты что, правда ему писать собралась?

Вика, не отвечая, взяла у нее из рук мятый листок с адресом.

— Давай сменим тему, — предложила она. — Расскажи о своих будущих концертах…

Лёка стала постоянно получать открытки от незнакомого ей поклонника. Он писал размашистым крупным почерком, не подписывался и всегда поздравлял ее со всеми праздниками. Штемпель на открытках был размытый, и понять, где живет неизвестный почитатель, не удавалось.

А когда Лёке удалось стать победительницей Всероссийского конкурса, неизвестный фанат разразился огромным текстом, еле уместившимся на поздравительной открытке.

Победа на конкурсе оказалась для Лёки полнейшей неожиданностью.

Выступила она вроде бы неплохо, хотя Левка потом за сценой шипел и бранился по поводу каких-то там шагов не в ту сторону и нелепых взмахов рукой.

Но очевидно, на жюри эти шаги и взмахи произвели самое положительное впечатление, сработали наоборот, и, когда назвали Лёкину фамилию — псевдоним уже прирос к ней, как лягушачья шкурка к заколдованной царевне, — зал взревел от восторга. Лёка стояла за сценой, застыв и онемев, оглушенная происходящим.

Ее поздравляли, целовали, кто-то совал в руки цветы… Она ни на что не реагировала.

— Выходи на сцену, дура! — зашипел над ухом Левка. — Тебя же зритель требует! Это я тебе говорю!

Лёка взглянула на него и поплелась на сцену, как лунатик. Именно так она когда-то бродила в детстве ночами по квартире, ничего не видя вокруг, но никогда не натыкаясь на мебель и другие предметы в комнатах и коридоре.

И пела она всегда полностью отрешаясь от происходящего, забывая, где она находится. Иначе, наверное, не смогла бы петь от смущения. Но вот так, целиком уйдя в себя, в собственный маленький, пусть даже плохо защищенный, но все-таки свой, родной мир и в мир песни, Лёка пела… Пела самой себе, Гошке, смешному лопоухому мальчику, своему первому самодеятельному учителю и наставнику и первому мужчине… Как смешно это звучит — ее первый мужчина! А заодно уж пела и залу, внимавшему ей из той страшной, черной ямы, куда так легко провалиться…

Сегодня этот опасный зал неистовствовал. К Лёкиным маленьким, застывшим от холода ногам летели цветы и записки.

— Пой, дура! — вновь зарычал над ухом Левка. — Пой, раз уж говорить разучилась и перезабыла обычные слова благодарности и радости!

И Лёка запела. В ее глазах переливались слезы, отражая яркий свет прожекторов, направленных прямо на нее. Такой — растерянной, потрясенной, недоумевающей, с серыми глазами, полными непролившихся слез, — она и появилась на следующий день почти во всех российских газетах, а чуть позже — на обложках журналов.

И вся страна была ею завоевана. Вся целиком… За исключением одного человека… Большого и сильного…

Училище Лёка окончила на халяву. С нее, уже победительницы Всероссийского конкурса, певицы, известной всей стране, никто особо ничего не спрашивал.

Кирилл не звонил.

И однажды вечером Лёка вдруг взяла такси и поехала к его дому. Подъехав, она расплатилась и почему-то медлила выходить, задумавшись. Может, лучше вернуться, прихватить по дороге Витку, напиться вместе с ней припасенного киндзмараули?..

Водитель повернулся и взглянул на пассажирку с удивлением.

— Не тот дом, что ли? Вы говорили, номер двенадцать! Вот он, перед вами! Доставил прямо к третьему подъезду!

Странная дамочка… Вся какая-то дерганая… Впрочем, эти девки часто такие.

— Вам что надо-то? Вы что ищете?

Если бы она сама понимала что…

Лёка торопливо, суетно кивнула, заспешила и неловко, с трудом открыв дверцу, выбралась из машины. Будто сроду в ней не ездила или вышла на улицу впервые после перелома ноги.

В окнах Кирилла горел ровный спокойный свет. Она постояла, посмотрела на них… Побродила возле дома… Даже вошла в подъезд, потрогала рукой грязные дверцы лифта, подышала милым кошачьим запахом… «Это пройдет», — сказала себе самой Лёка, отлично понимая — «это» не пройдет никогда.

Она вышла из подъезда и поехала домой. Уже подъезжая к ее дому, молодой бомбила раскололся:

— А я вас сразу узнал! Здорово поете! Прямо за душу хватает! Слушал бы и слушал! Автограф дадите?

Лёка равнодушно подписала какую-то наспех извлеченную из бардачка открытку и вышла из машины.

Из дома она позвонила Вике:

— Ты не можешь мне объяснить, почему у большинства людей жизнь словно каждый раз начинается весной, а у меня всегда обязательно — осенью? Сплошная неясность… Впереди Новый год, мой самый любимый праздник, и я его жду с октября, и готовлюсь к нему, и всегда надеюсь на лучшее…

— Какая разница, когда у кого начинается жизнь? — отозвалась разумная Виктория. — Главное, что начинается… А ты где была сегодня вечером?

— Бабка-угадка… — проворчала Лёка. — Прямо ничего от тебя не скроешь, любимая подруга… Я ездила к дому Кирилла. Постояла под его окнами и поехала назад.

— А почему не зашла? — спросила Вика.

— Потому что он меня не приглашал! — окрысилась Лёка. — А я без приглашений по чужим хатам шастать не приучена! Меня так учила родная мамочка! Она опять тут вчера полдня названивала, ныла над душой… А тетка трезвонила два дня назад… Они все верят и надеются, что я буду блистать в Европе — известная российская певица. И я туда действительно приеду. В турне…

— Ложись спать, тебе нужно отдохнуть, известная российская певица, — посоветовала Виктория. — Да, кстати, совсем забыла… Твой телефон попросил маэстро. Помнишь, к которому я тебя когда-то сосватала на прослушивание?

Лёка на минуту онемела.

— Мой телефон?! А ему-то он зачем понадобился?

— Не знаю, — засмеялась Виктория. — Если позвонит, то сам тебе все расскажет.

После окончания какого-то технического вуза — Лёка никак не могла запомнить его название — Вика поступила в аспирантуру, и ее оставили преподавать на кафедре. Жизнь подруги Лёку интересовала постольку поскольку. А сама Виктория становилась замкнутой и недоступной, если речь заходила именно о ней. И выпытать, написала она Сане-ангелочку или нет, так и не удалось. Впрочем, Лёка не слишком старалась все разузнать. Ее очень мало теперь заботили как Саня, так и подруга… Лёка думала лишь о своих концертных программах.