я выбрала из тех вещей, что мне прислали из магазина. По поручению твоего отца.

Настроение омрачается.

— Много там? — спрашиваю отрывисто.

— Несколько повседневных образов можно собрать. Я умею комбинировать вещи.

— Я не спрашиваю, что ты умеешь, я… — чуть не рычу!

Заставляю себя замолчать.

Стискиваю пальцы в кулак, опустив на перила лестницы. Да что же это такое? Мой хваленый контроль — ни к черту.

По вспышке в глазах Шатохиной я понимаю, что она тоже с трудом сдержалась от резкого ответа. Мы балансируем в опасной близости от пропасти очередной ссоры. Словно темпераментная итальянская парочка, бьющая посуду при каждом выяснении отношений…

— Я хотела с тобой поговорить.

— Занятно. Я тоже.

— Может быть прогуляемся? — предлагает Шатохина. — У твоего отца замечательный дом, но я бы охотнее погуляла на свежем воздухе.

— Тут целый парк за территорией.

— Да, лучше там.

Раньше мне нравилось гулять в этом парке. Давно-давно…

Старательно сворачиваю эти воспоминания куда подальше. Сначала мы просто молча идем по тропинкам, слушая, как чирикают птички и потрескивают то ли сверчки, то ли кузнечики.

— Присядем? — показываю на одну из лавок рядом с небольшим журчащим фонтаном.

— Да, пожалуй.

Чинно присаживаемся. Между нами свободно бы и третий поместился. Почему так далеко? Я обвожу взглядом профиль девушки, понимая, что отношения выяснять совсем не хочется. Я бы охотнее ее просто поцеловал. Ее вкус, мягкие губы, умелые касания бойкого язычка… В голове возникает белый шум, мысли текут фривольно, пах начинает гореть от желания.

— Я хотела поговорить. О твоем отце.

— Сколько? — усмехаюсь.

— Что? — удивляется, округлив глаза.

— Да брось, — усмехаюсь. — Сколько он тебе заплатил? Или обещал заплатить?

— За что?!

— Не знаю. За секс?

Шатохина вскакивает и отвешивает мне пощечину. В ухе звенеть начинает! Бля, да это не дамская пощечина, а хорошая такая деревенская оплеуха.

— Ну ты и свинья, Марсель! Как ты вообще мог такое подумать?! Что, если ты купил меня, так думаешь, что все кругом мне платят?! Еще и твой отец?! Фу, мерзкий, озабоченный… ГОВНЮК! Не хочу я тебя обслуживать! — топает ногой. — Не буду! Не буду! Плевать мне, что потом станет. Плевать, как накажут. ВСЕ! С меня хватит! Довольно! Уууу…. — трясет сжатыми кулачками. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя!

Выдав тираду, она срывается с места и сердито топает в обратном направлении.

— Куда пошла? — рычу ей вслед.

— Подальше от тебя.

Догнав ее в два счета, дергаю на себя. Разумеется, она вырывается, сопротивляется, шипит, брыкается. Пытается отвесить мне ногой в пах, и ой, как это может быть больно, если взять во внимание толстую подошву на ботильонах.

Но мне все же силой удается ее скрутить и обезвредить, прижав спиной к своей груди.

Мы оба тяжело дышим, пот с меня льется градом.

— Успокойся!

Новый рывок.

— Успокойся, кому сказал! — прикусываю мочку ее уха.

— Ай, больно!

Целюсь ниже, куснув за нежную кожу шеи.

— Больно! Не кусай меня!

Шатохина бултыхает ногой, пытаясь меня достать. Я переставляю ногу в тот же миг, и в итоге мы оба валимся в траву возле тропинки.

Вредина пытается уползти. Я хватаю ее за ногу и тяну к себе, быстрым броском наваливаюсь сверху и прижимаю к траве.

— Отпусти… — бубнит она.

— Отпущу, как успокоишься.

Я дышу тяжело, прижавшись лбом к затылку Лены. Пахнет она вкусно — собой, чем-то таким сладким и в то же время пряным, диковатым, но манящим.

Возбуждает меня...

— Я спокойна, отпусти! — продолжает упрямится Елена-Сирена. — Это тебе надо пройти лечение. Бросаешься обвинениями, как мартышка экскрементами в зоопарке.

Поневоле мой грудак раскалывает смехом от картинки, которая вспыхнула в голове.

— Что, правда?

— Я все сказала. Ничего не хочу иметь с тобой общего. Я увольняюсь.

— Дурочка… — зарываюсь носом в ее волосы, пахнущие вкусно. — Так сколько тебе заплатил мой отец? И за что?!

— О боже. Никто. Ни за что. Мне не платил. Ну, кроме тебя, разумеется. За сопровождение. Это не сопровождение! Это каторга! Это пытка какая-то…

— Не платил? — спрашиваю немного спокойнее.

— Не платил! Когда бы он мне успел заплатить, если я постоянно с тобой?!

— Если он тебе не платил и не подкатывал, о чем ты хотела поговорить.

— Встань с меня, тяжело. А еще тут букашки…

— Ты же деревенская, букашек не должна бояться.

— Вот полежи лицом возле муравейника. тогда поговорим!

— Что?

Я быстро встаю и поднимаю Шатохину, отряхивая ее от травы и поправляя одежду. К слову, она снова меня обманула. Никакого муравейника рядом не было!

— Муравейник. Ага! — говорю я, сложив руки под грудью.

Смотрю на девушку сердито. Что за коза такая?! И ухо до сих пор ноет.

— Ага, — кивает она, отступая понемногу.

— Ладно, забей. Говори, что хотела.

— А смысл? — фыркает. — Ты сноб и чистоплюй. Снял меня, знаешь, что ты — мой первый клиент, и все равно плюешься через раз, обзывая шлюхой и выставляя меня продажной для всех. Не хочу я с тобой разговаривать. Мне неприятно! Неприятно после всего, что было. Мы поговорили, и я думала, что ты все понял! Но, кажется, ты только в пьяном состоянии можешь быть милым и выглядеть рыцарем… — заканчивает с горькой досадой. — Поэтому давай расторгнем договоренность или что там у тебя с Марго. Не выйдет ничего. Ничего хорошего не выйдет!

— Успокойся. Посидим, поговорим. Я тебя услышал и признаю, что перегнул палку. Извини.

— Извини?

— Прости. Присядешь?

Шатохина нервно постукивает ногой, потом садится на лавочку, но всем своим видом показывает, чтобы я держался от нее подальше. С виду — та еще фифочка, знающая себе цену!

— Говори.

— Нет, ты первым.

— Что?

— Да, — кивает она и требует смотря вперед. — У тебя, что ни разговор об отце, так начинается бомбежка! Думаешь о самом плохом. Я даже