– Идиот! – произнес Кирилл, рассматривая фото.

– Кто?

– Твой бывший муж. Бросить таких девчонок!

Комплимент был какой-то непонятный, но все же я решиласьуточнить:

– Он не бросал, а просто мы разошлись. И теперь онснова женится.

– Вот я и говорю – кретин! – покачал головойКирилл.

Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я рассказала емунесколько смешных историй про Аську, потом собралась уходить.

– Кирилл, у меня к тебе предложение. Давай мы оба будемсчитать, что мы порядочные люди, и доверять друг другу. Ты поверишь, что ядействительно потеряла память на тот несчастный день и ничего не помню. А я сосвоей стороны прошу прощения, что сильно накричала на тебя тогда в метро,наверное, это я сама во всем виновата, хотя до сих пор не понимаю…

– Не понимаешь, что тебя заставило это сделать, что тыво мне нашла?

– Не будем уточнять. Я чувствую, что ты хочешь самотомстить тем типам, что убили Женю. Но, пожалуйста, будь осторожен, а я тебеобещаю, что буду с тобой во всем советоваться.

Он взял мои руки в свои и поцеловал.

– Ты вообще-то что-нибудь ешь?

– А что?

– А то, что ты худая, как персидская кошка.

– Как это? Персидские кошки все толстые.

– Вовсе нет. Это так кажется из-за пушистости. А в рукивозьмешь – это все одна шерсть, а самой кошки там чуть-чуть. – Он обхватилменя руками, но отпустил до того, как я сделала попытку освободиться.

– Таня, – спросил меня Кирилл, когда мы ужеподходили к моему дому, – все-таки та история с номерками в кафе оченьстранная. Если все, что ты говоришь, так и есть, она требует подготовки. А ктомог знать, что вы с дочкой пойдете в кафе? Вы в тот день никого не встретили?

– Встретили. – Я засмеялась. – Карамазовавстретили.

– Карамазова?

– Да, я его часто встречаю, такой милый старичок,комплименты мне все время говорит. Он что, живет тут рядом?

– Да вроде бы, – как-то неуверенно ответил Кирилл.

– Не на него же думать, что он нас с Аськой выследил.Такой приличный человек, в Эрмитаже работает. Он кто – искусствовед?

– Не то чтобы искусствовед. – Кирилл не смогскрыть улыбку. – Должность у него не знаю какая, а работа специфическая.Он в Эрмитаже дезинфектором работает.

– Что-что? Там что – клопы?

– Думаю, что тебе не надо объяснять, что в Эрмитажекартины не только в экспозиции, но и в запасниках. Рамы старые, деревянные, какзаведется какой-нибудь жучок – все проест. А карбофосом ведь поливать небудешь. Представляешь, приходят люди в Эрмитаж, а там от картин карбофосомвоняет. Вот у него, у Карамазова, есть какой-то специальный состав, который непахнет, он им обрабатывает рамы и мебель. Это у них семейный бизнес, отец еготам работал, состав сам придумал.

– С ума сойти! А с виду прямо профессор! А как же он сМарией Михайловной познакомился?

– Тоже по этой части уже давно. У людей ведь тожекартины и мебель, антикварная, всякое может случиться, вот Карамазов и ходил потаким домам по рекомендации. А потом прижился как-то, уже когда Женин отец умери Мария Михайловна заболела.

– Каких только профессий не бывает на свете!

Я не пригласила Кирилла зайти и правильно сделала, потомучто вернулся Сергей. Хорошо, что он не видел Кирилла, а то подумал бы, что янарочно сплавила ребенка, а сама тут развлекаюсь.

Сережа сказал, что все в порядке, что он устроил Галку сдетьми в деревне у матери своего приятеля. Дров он им наколол, проживутнедельку, а потом он съездит проведать.

– Как у тебе дела?

– Пока никак, – вздохнула я.

– Ну ладно, разбирайся.

И опять мне позвонил тот монотонный механический голос.

– Вы удовлетворены? – холодно поинтересовалсяон. – Теперь Валентина не будет вам больше докучать, и вы можете иметьдело только со мной. Это будет справедливо.

– А справедливо убивать ни в чем не повинных людей? Чемвам ее муж помешал?

– Это нелепица, досадное стечение обстоятельств.

– В общем, так, – решительно начала я. – Ясегодня была в милиции и все там рассказала. Мне уже наплевать, что со мнойбудет, если они узнают про фотографию. Той вещи все равно у меня нет, а вы –убийца. С завтрашнего дня мой телефон поставят на прослушивание, а меня будутохранять круглосуточно, и вас рано или поздно поймают.

Выслушав всю эту чушь из моих уст, голос противнорассмеялся, и пошли короткие гудки.

Кирилл быстро и грамотно выполнял свою работу у ГуставаАдольфовича. Они с коллекционером много разговаривали во время этой работы и зачаем, которым поила Кирилла Вера Ивановна по окончании каждого рабочего дня.Старики страшно расстроились по поводу гибели Жени и очень сочувствовали МарииМихайловне. Они старались отвлечь Кирилла разговорами от мрачных мыслей.Коллекционер был человеком интересным, повстречал в своей жизни многозамечательных людей, и Кириллу общение с ним доставляло истинное удовольствие.Похоже, и хозяину квартиры нравился спокойный и воспитанный молодой человек. Занесколько дней они подружились, и Кириллу иногда казалось, что они знакомы ужемногие годы. Он с грустью думал, что после окончания работы дружба прервется.Но вместе с тем он старался побыстрее закончить, потому что времени совсем нехватало.

Вечерами Кирилл сидел за письменным столом и рассматривал спомощью специального приспособления кадры микропленки. Приложение – много-многоанглийского текста, так, это потом. Вот в начале что-то научное, а вотпересняты какие-то листы с параметрами и формулами, и вставки между нимипо-русски. Но это не важно, а важно то, что на одном листе сохранилась печать.Кирилл поставил максимальное увеличение и, напрягая глаза, прочел: «Институтэкспериментальной фармакологии». Так, это уже что-то. Он быстро просмотрелостальные листы с формулами и в конце увидел подпись – весьма неразборчивую –не то Соколов, не то Соловьев, но перед этой подписью стояло «проф.».

Уже легче. Знать бы теперь, как найти этого проф.Соколова-Соловьева в Институте экспериментальной фармакологии.

Уже погасив свет и лежа на своем продавленном диване, ондолго перебирал в памяти всех знакомых по прежним временам. Из-за болезниматери он растерял все связи – почти год провел в хлопотах, менял белье, кормилее с ложечки, давал лекарство по часам. Ночами он стирал, так что некогда былоходить в гости и даже разговаривать по телефону. В первое время друзья ещезвонили ему, спрашивали, как дела, но потом перестали, потому что порадовать ихему было нечем. А после маминой смерти он чувствовал себя таким опустошенным,что сам не хотел ни с кем встречаться.