В кабинет влетает Кит.

— Там поступают сообщения, — выдыхает она.

— О чем? — огрызается Док.

— Кто-то умер. Еще кто-то. От пластырей.

Мы тут же возвращаемся к лихорадочной активности. Док ведет по уровню фермеров электрическую тележку, я сижу позади. Уровень проносится перед глазами, но единственная моя мысль — о том, что за время моего правления ситуация все ухудшается и ухудшается.

— Ты должен что-то сделать, — обращается ко мне Док, перекрикивая рев тележки. — Чтобы фермеры увидели в тебе настоящего лидера. Поверни проблему так, чтобы продемонстрировать свою власть!

Ага. Обязательно.

Добравшись до Города, Док останавливает тележку у квартала ткачей.

— Почему мы тут встали? — спрашиваю я. Сердце сжимает тяжелым предчувствием.

Док не успевает ответить; кто-то сдергивает меня с тележки и толкает на землю. Я спотыкаюсь, едва удержавшись на ногах.

— Долбаный псих! — вопит Барти.

Я в изумлении отступаю на шаг.

— Что ты…?

Барти обеими руками сильно толкает меня в грудь. Отшатываюсь назад и ногами натыкаюсь на тележку. Он бросает мне в лицо горсть бледно-зеленых медпластырей.

— Это ты сделал? — кричит Барти, нависая надо мной.

— Я не знаю, о чем ты.

— Ваши «особые» медпластыри накачаны фидусом, тупица. — От его рева мне на лицо летят капли слюны.

— Я… я знаю, — говорю я, оглядываясь через плечо на то место, где рассыпались по земле пластыри.

— Знаешь? И даже отрицать не пытаешься? Ты знаешь? Как ты мог опять посадить корабль на фидус? Ты… ты клялся, что больше не станешь его использовать! Больной полоумный придурок!

— Где ты их достал? — кричу в ответ. Мне не нравится, как он суется мне в лицо, но он все не отстраняется, не дает мне спокойно вздохнуть. Пытаюсь выпрямиться, но он не отступает.

— Как ты мог? — скалится Барти. — Разгуливаешь тут и треплешь про то, какой ты молодец, отменил фидус, а потом просто лепишь на всех долбаные пластыри, и готово! Стоит кому-то встать у тебя на пути, перейти тебе дорогу — и ты просто лепишь на него пластырь!

Барти резко отворачивается, но только я делаю шаг к Доку, который потрясенно стоит на обочине, как он возвращается и толкает меня с такой силой, что я снова врезаюсь в тележку.

— Знаешь, ты еще хуже Старейшины! По крайней мере, он ко всем относился одинаково. А ты наказываешь, кого пожелаешь.

Потрясая кулаком, он поворачивается, чтобы уйти.

— А ну-ка погоди! — кричу. Барти останавливается, но не поворачивается. Он держится болезненно прямо, руки снова сжимаются в кулаки. — Я ничего плохого не делал!

— Ничего не делал? — огрызается Барти, не глядя на меня. — Скажи это Лил.

И он шагает прочь. Люди вокруг молча смотрят на нас, но, как только Барти заворачивает за угол, начинают шептаться.

— Лил? — спрашиваю я Дока, собирая пластыри с земли и распихивая по карманам. Может, конечно, они разбросаны по всему кораблю, но, по крайней мере, я буду знать, что вот эти точно не попадут в ненужные руки.

Док мрачно хмурится, но смотрит он не на меня, а туда, где скрылся Барти.

— Это ее нашли мертвой.

Взлетаю по ступенькам дома Харли. Не знаю, что я ожидал там увидеть — его мать уже мертва. В трейлере все точно так, как было — грязно и слегка воняет. Лил лежит, разметавшись на постели, там же, где мы с Эми ее оставили.

На лбу ее бледнеют три зеленоватых пятна. На каждом пластыре написано по слову.

Следуй за лидером.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашивает Док. Я не отвечаю, и он добавляет: — Это было убийство. Кто-то убил Лил. Для тебя.

— Для меня? — Не могу оторвать глаз от ее тела. Такое ощущение, будто оно вплавилось в кровать.

— Следуй за лидером. Это предупреждение для остальных, для тех, кто протестует.

— Но Лил не протестовала. Она не поддерживала Барти, никогда не выступала против меня…

— Она не работала. — Док садится на кровать рядом с Лил и один за другим отклеивает пластыри. Они чуть приподнимают кожу и отрываются с тихим шипящим звуком. — Те, кто не работает, не поддерживает жизнь на корабле… идут против тебя.

Док ждет, когда я отведу взгляд от Лил.

— Ее убили ради тебя, — четко, медленно произносит он, как будто желает убедиться, что я понимаю: вина за ее смерть ложится на мои плечи.

Не могу сидеть на месте. Бегать я, допустим, перестала, но у меня не получается думать на криоуровне, напичканном закрытыми дверьми, которые надо мной насмехаются. Мне надо двигаться. Но стоит мне добраться до фойе Больницы, как я оказываюсь в толпе скандалящих пациентов и обозленных медсестер, количество которых, кажется, увеличивается с каждой секундой.

— Он безопасен! — громко объясняет какой-то женщине Кит, ассистентка Дока. — От одного тебе ничего не будет!

— Откуда мне знать? — спрашивает та. Голос ее звучит глухо, будто она плакала.

— Ну, сама посмотри, — говорит Кит раздраженно. — Сейчас же с тобой все нормально, так?

— Вроде бы… но…

Девушка с рычанием поворачивается и отходит прочь, едва не врезавшись по дороге в меня.

— Прости, — говорит она.

— Ничего. Что случилось?

— Да эти проклятые пластыри. Люди беспокоятся, что они их убьют, но при передозировке они бы уже были мертвы. Вот только попробуй им это втолковать.

— Какие пластыри?

Кит вынимает из кармана халата квадратный зеленый пластырь и показывает мне.

— Док разработал их для пациентов с депрессией. Они отлично помогают. Если наклеить один. Вот только началась паника из-за того, что три штуки могут убить.

— Что в них?

— Фидус. — Она отвечает бесстрастно, но все же ждет моей реакции.

Фидус. Я думала, с этим мы разобрались.

Какая-то часть меня сердится. Очень, очень сердится. Я думала, мы со Старшим договорились. Думала, что он обещал. Больше никакого фидуса. С другой стороны, мне не забыть, как разошлась вчера толпа в Городе.

— Мы все умрем! — вдруг начинает голосить та женщина, с которой спорила Кит.

И хватает ее за лацканы халата так крепко, что костяшки белеют.

Кит кладет ладонь ей на запястье, и, к моему изумлению, та послушно отцепляет руки, роняет их по швам и расслабляется.

— Вот, ведь так лучше, правда? — мягко спрашивает Кит.

Женщина не отвечает. И тут я замечаю у нее на ладони бледно-зеленый пластырь.