Карл замер.

– Повтори.

Кэмерон помедлил, но открыл рот. Он даже повысил слегка голос, когда говорил.

– Нацисты сжигали книги.

Лиз так резко втянула воздух, что было слышно свист, и так и застыла с поднятыми плечами. Наступила чудовищная тишина, и потом, к великому изумлению Нэйтана, Карл изобразил что-то, похожее на улыбку. Губы дернулись, словно в конвульсии, и на секунду он ощерился. Казалось, что он смотрит на Кэмерона с изумлением. Только раз он сжал и разжал кулаки, а потом сказал:

– Неси остальные.

Кэмерон мгновенно подчинился. Он исчез в доме и через пять минут появился снова с огромной стопкой книг. Нэйтан сидел на ступеньках вместе с Лиз, и они наблюдали, как Кэм одну за другой отправляет их в огонь. Его глаза были абсолютно сухие, когда он смотрел, как они горят.

– Попроси у отца прощения, – сказала Лиз после первых пяти. Кэмерон ее проигнорировал, кремировав очередную книгу, а Карл смотрел на сына с выражением, которое Нэйтан видел у него впервые. Его поразила смутная догадка, что на каком-то уровне, они оба получают странное удовольствие от этой ничьей.

Это продолжалось больше часа. Наконец, когда горела последняя книга и Нэйтан нервно косился в сторону дома, гадая, что же будет дальше, Кэмерон посмотрел Карлу прямо в глаза.

– Прости, пап. – И он опустил взгляд с видом раскаяния.

Нэйтан почувствовал, как Лиз отмерла. Даже Карл, казалось, испытал некоторое облегчение, когда угли начали тлеть в жарком ночном воздухе. Он смотрел на Кэмерона, будто пытаясь что-то понять, потом повернулся к Нэйтану с гораздо более знакомым выражением.

– Если кто-то из вас вздумает выкинуть что-нибудь еще, обещаю, будет в десять раз хуже. И не только вам двоим.

Нэйтан почувствовал, как Лиз опять напряглась, и после, еще очень долгое время, и он, и Кэмерон делали в точности то, что он им говорил.

И сейчас, когда он сидел на веранде напротив Софи, его пальцы перестали перебирать струны. Играть больше не хотелось. Софи заметила не сразу. Она смотрела назад, на дом, в темные окна спальни сестры.

– Знаешь, о чем говорила Ло за ужином? – спросил Нэйтан.

– Нет. – Софи теребила повязку. – Скорее всего, она и сама не знает. Она вечно выдумывает.

– Но, похоже, она напугана, – сказал Нэйтан.

– Да. Она боится, что за ней кто-то придет.

– Кто-то воображаемый? Вроде стокмана? Или она верит, что тут на самом деле кто-то есть?

– Не знаю. Я говорила, что ей нечего бояться, но она не слушает.

– Вам двоим наверно нелегко после того, что случилось с папой.

Софи кивнула, но промолчала.

– Отец когда-нибудь упоминал при тебе могилу стокмана? – спросил Нэйтан. – Говорил, что она для него значит что-нибудь особенное?

– Не думаю. Ну была эта картина, но я никогда не понимала, почему он ее нарисовал, он думал, что стокман дурак. Он и был дураком.

– Вот как?

– Он случайно застрелил сам себя. Неосторожно перелезал через забор. Нога соскользнула, и он сам себе снес башку своим же оружием.

– Кто тебе это рассказал?

– Папа.

– Ясно. – Это была неправда, но Нэйтан подумал, что не самый подходящий момент ее поправлять. Ее воспоминания об отце и так будут слишком противоречивыми, чтобы он заставлял ее сомневаться еще и в таких мелочах.

Софи вздохнула и посмотрела на гитару.

– Сыграешь что-нибудь еще?

– Заявки принимаются.

Она назвала песню, которую он не знал, группы, о которой никогда не слышал, напела мотив, и он сумел подхватить. В конце она даже слегка улыбалась, в основном когда он ошибался.

– Тоже буду практиковаться, когда рука заживет, – сказала она. – Ну и когда уроков в школе нет.

Она имела в виду радиошколу[7], Нэйтан знал. Он сам прошел через это, по-всякому сачкуя вместо того, чтобы вслушиваться в треск далекого учителя на радиоволне. Основное педагогическое бремя ложилось на того, кто контролировал это дело дома, и он помнил, как бедная Лиз изо всех сил уговаривала его сконцентрироваться так, как Кэмерон. Сейчас все происходило онлайн и было максимально приближено к школьному распорядку и структуре обучения. Учителя по крайней мере могли хотя бы пару часов в день общаться с учениками по видеосвязи, что явно лучше, чем радио, как он думал. Он вспомнил о чем-то и нахмурился.

– Так сейчас Кэйти следит за вашим обучением?

– Угу. Раньше это делала мама, но сейчас да, Кэйти. И еще одна должна присматривать за нами днем в выходные.

Он видел ее лицо.

– Вам не нравится?

– С ней скучно. У нее нет никаких идей. В тот день, когда папа пропал, она все время держала нас в классной комнате и заставляла смотреть фильмы.

– Она была с вами?

– Ну да, но она ничего не делала. Она все время уходит на перерывы и вечно в дурном настроении.

– Но в обучении она вам помогает?

Софи наморщила нос.

– Да не особенно. Она не знает, что мы проходим, и не всегда замечает, когда мы отвлекаемся. Я слышала, как мама говорила папе, что нечего было ее нанимать. Что она… – Софи понизила голос до шепота и посмотрела налево и направо, – дрянь.

Нэйтан едва сдержал улыбку.

– Твоя мама про нее так сказала?

– Ну и так тоже, но я думаю, мама права. Она правда… дрянь. – Софи наклонилась к нему. – Я думаю, что она даже не учительница.

– Нет? – Свет в трейлере все еще горел. – Почему ты так думаешь?

– Она нас стрижет, – сказала Софи, – очень хорошо. Я думаю, она парикмахер.

Нэйтан взглянул на волосы Софи. У нее было абсолютное ровное каре до плеч. Нэйтан не претендовал на роль эксперта. Его собственные парикмахерские процедуры сводились к тому, что когда он становился слишком лохматым, он сбривал все подчистую над раковиной, но даже для него стрижка выглядела профессионально.

Нэйтан снова посмотрел на трейлер. За тонкими занавесками он видел какое-то движение в свете лампы. По-прежнему слышался неясный гомон голосов. Все еще ругаются. «Парикмахерша, не учительница», – думал Нэйтан. Привирать в резюме было обычным делом для путешественников. Было бы даже странно, если бы они этого не делали. Всегда возникал закономерный вопрос: если они были не теми, кем представлялись, то кем же они тогда были?

– Однажды мы ездили кататься на лошадях, приехали, а эти двое уже здесь, – сказала Софи. – Папа даже не предупредил нас о них. Думаю, поэтому мама разозлилась.