— Ма-арк! — продолжал звать между тем Антон. Теперь его голос звучал где-то в другом конце квартиры. — Марк! — крикнул он еще раз, а потом вдруг осекся.

Я тревожно встрепенулась:

— Что там у тебя? — и метнулась по длинному коридору.

Двери в ванную и спальню были распахнуты, и там горел свет, но никого не было. А Кронштадтский стоял как вкопанный на пороге в самую дальнюю комнату.

— Ты чего? — схватила я его за руку.

Бледный как мел, он смотрел прямо перед собой и только открывал и закрывал рот. Я проследила за его взглядом, невольно вскрикнула и сразу зажала рот руками. В просторной комнате, скупо обставленной старенькой мебелью, на диване ничком лежал мужчина. В том, что он мертв, сомнений не было: рука безвольно свисала на пол, одна нога была неестественно подвернута и разута, ботинок валялся рядом, а волосы на затылке почернели от запекшейся крови.

Я сглотнула, сделала несколько шагов вперед и остановилась над трупом. Это был какой-то дурной сон или мистика. Даже не глядя в лицо этого человека, я уже точно знала, кто он. Медленно я протянула вперед руку, перевернула мертвеца на спину и невольно отшатнулась. Да, это он: по-мальчишески круглое лицо, пухлые губы и круглые карие глаза… В остекленевших зрачках многократно отразились электрические лампочки люстры — в потолок смотрел невидящим взглядом Митька.

Несколько секунд я еще стояла над ним, не зная, что делать, но потом профессионализм все же взял верх. Быстрыми привычными движениями я осмотрела труп. Одна пуговица от пиджака оторвана, ссадины на запястьях, несколько кровоподтеков на шее — все говорило о том, что между жертвой и убийцей была драка. В карманах брюк я ничего не нашла, а в пиджаке обнаружилось портмоне. Вытаскивая его, вместе с ним я нечаянно выронила из кармана какой-то скомканный огрызок бумаги. В портмоне оказались несколько смятых купюр, визитка стоматологической клиники и права на имя Дмитрия Петровича Мартынова.

Я сунула кошелек обратно в карман и уже хотела застегнуть пиджак, но зацепилась взглядом за тот самый огрызок бумаги, который выпал из кармана и теперь валялся у меня под ногами. Я подняла его — это оказался чек. Поперек бледно отпечатанных букв был карандашом записан какой-то номер. Сообразить, что это за номер, я не успела: в следующую секунду по квартире разлилась оглушительная трель звонка, так что я чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности. Вздрогнул и Кронштадтский, и мы переглянулись.

— Что за чертовщина? — одними губами спросил он.

Кто-то снова надавил на звонок, а затем на входную дверь обрушились тяжелые удары:

— Полиция! Открывайте!

Ясно было одно: нужно срочно уносить отсюда ноги. Я машинально сунула смятый чек в карман своей куртки, и мы с Антоном заметались по квартире. Окна в зале и на кухне выходили во двор, где уже стоял полицейский «уазик» с вращающейся сине-красной мигалкой. А вот окна спальни… Я распахнула створки и даже перегнулась через подоконник, не веря в такое чудо. Какой-то нерадивый застройщик возвел рядом с домом блочную пятиэтажку, да так тесно, что, должно быть, окна смотрели одно в другое. А на высоте шестого этажа, куда судьба загнала теперь нас с Антоном, открывался вид на крышу.

— Прыгай первым! — отстранилась я от окна.

— Да ты чего? — обомлел Кронштадтский. — Я высоты боюсь…

Но в следующую секунду на входную дверь обрушился такой шквал ударов и хлипкое деревянное полотнище так жалобно затрещало, что он инстинктивно взметнулся на подоконник. Секунду еще колебался, а потом прыгнул — как будто шагнул вперед. В темноте послышался гулкий хлопок, тишина, а потом голос:

— Все в порядке! Прыгай!

Я балансировала на подоконнике, пытаясь прикрыть за собой окно, чтобы скорые на погоню полицейские не сразу поняли, куда исчезли ночные гости (а следы нашего присутствия они, конечно, обнаружат сразу). Кое-как я все-таки притворила створки, а потом пружинисто прыгнула в темноту и опустилась на мокрую шершавую крышу мягко, словно кошка.

— А теперь бежим! — шепнула я Антону, и мы понеслись.

Нужно было найти чердак или какой-то выход в подъезд. Но один чердак был заперт, и мы напрасно потратили драгоценные минуты на то, чтобы справиться с замком. На втором чердаке тоже висел амбарный засов. Несколько раз я оборачивалась и среди десятка окон искала те, за которыми сейчас метались по пустой квартире полицейские.

— Проверю этот чердак, а ты беги дальше! — распорядилась я.

Антон кивнул и тенью метнулся вперед. Я выпрямилась и взахлеб сделала два больших вдоха. Здесь, на высоте пятого этажа, ветер был резким и холодным, он рвал воздух и швырял его в лицо, как ударял, но я не чувствовала его порывов — мне было жарко, по спине под тоненьким свитерочком бежал пот.

Где-то далеко позади послышался звук, который я все это время так страшилась услышать: кто-то кричал, стоя у распахнутого окна. Я быстро обернулась — так и есть! Окно, из которого мы с Антоном так залихватски спрыгнули, было раскрыто. На фоне ярко-желтого квадрата четко вырисовывалась человеческая фигура. Рядом с ней возникла еще одна. Люди что-то громко говорили. Потом один из них ткнул в темноту — похоже, они нас заметили. Я метнулась к очередной чердачной двери — вдруг она окажется не заперта? Но проверить это я не успела — зацепилась носком туфли за что-то в темноте и поехала вниз по покатому склону крыши. Если бы только не дождь, который лил сегодня весь день!..

Когда-то давно на Дальнем Востоке мне довелось работать в одной команде с японским солдатом. Он научил меня премудростям восточной борьбы, от него я многое узнала о тонкостях маскировки и искусстве незаметно уходить в темноте от врага. Одним из составляющих этого искусства было умение бесшумно падать, и это умение потом не раз спасало меня…

И теперь я летела в черную бездну, тщетно пытаясь ухватиться за мокрую черепицу, без единого звука и вскрика — просто пробороздила животом три метра до края крыши и свалилась вниз, в кромешную черноту. Скорее всего, пролетев десятки метров с высоты пятого этажа, я бы насмерть расшиблась об асфальт, но в последний момент успела ухватиться за край водосточной трубы. Металлическая арматура хрустнула… О господи! Я повисла в воздухе, бессильно болтая ногами, и тщетно попыталась схватиться другой рукой за край крыши. Кривая обшивка кровли только разодрала трясущиеся от напряжения пальцы, а я сама, потеряв равновесие, чуть не ухнула вниз, но вовремя успела вновь схватиться за злосчастную трубу. От этого движения шаткая конструкция, удерживавшая меня, скрипнула еще жалобнее — это под тяжестью моего тела скрежетало крепление, спаивающее водосточную трубу с кирпичной стеной дома. Еще не-много — и хлипкий металл треснет.

Десятки — нет, сотни раз моя жизнь висела на волоске и могла оборваться где-нибудь в горячей точке на Ближнем Востоке или во время боевой операции в Азии. А сколько раз я вставала между шальной пулей и своим клиентом! Но всякий раз чья-то невидимая рука отводила от меня неминуемую гибель. И оттого теперь было особенно горько и жалко погибать вот так — глупо и нелепо, споткнувшись об антенные провода на крыше.