того, что заставил бедного парня до конца осознать, какую разрушительную силу тот носит в себе, поскольку после всех бесед с врачами он этого так и не понял. То же самое мы хотим попробовать с вами, госпожа Стуйвезант. Мы собрали здесь подтверждающие материалы, и я убежден, что в каждом конкретном случае вы подтвердите нам, что все перечисленное до мельчайших деталей – правда. Кажется, существует определенное количество людей, которые обладают природным иммунитетом к тифу, даже без вакцинации. К несчастью, от вашей заразы пока не изобрели вакцину. И даже если найдутся люди, невосприимчивые к каким-то вашим порокам, уж простите мне мою прямоту, едва ли это убережет их. Ведь грехи, которые вы распространяете как болезнь, неисчислимы и многообразны. Из тысячи существующих пороков с трудом можно найти хотя бы один, к которому вы не причастны. Теперь вы и сами видите, что Квинтеро был опасен только тифом. Вы же являетесь разносчиком свыше сотни заболеваний, каждое из которых намного опаснее тифа. – Он остановился, прокашлялся, взял графин с водой и наполнил стакан.

Мари Стуйвезант рассмеялась:

– И с каких пор вы пьете воду, Зигфрид?

Адвокат поднес стакан ко рту, но тут же снова поставил его на место:

– С тех самых пор, Мари, как я попытался порвать с вами! С тех самых пор, когда после восьми курсов лечения в трех санаториях я наконец-то излечился от пьянства, в котором я благодаря вам погряз, казалось, безвозвратно. С тех самых пор!

– Ты кое-что забыл, – сказала женщина в сером. – Ты ведь еще тогда, когда мы только познакомились, уже любил приложиться к стакану. Не так ли?

– Да! Да! – выпалил адвокат. – Конечно, я любил выпить! Как и любой порядочный студент! Но только из-за вас, из-за вас одной, я стал настоящим пьяницей!

Мари Стуйвезант отложила свою сигарету:

– Но теперь ты исцелен, тем лучше! Однако я не понимаю, почему мне нельзя выпить бокал вина. Вы ведь не откажете мне в этой мелочи, господа? – Она бросила взгляд на зеленый стол. – Господин дель Греко, перед вами стоит белое вино. Не нальете мне бокал?

Мужчина подскочил, поставил стакан на ее столик и наполнил его. После чего поставил бутылку рядом.

– Прошу вас, – пробормотал он и вернулся на свое место.

Женщина торжественно подняла бокал.

– Ваше здоровье, доктор Зигфрид Левенштайн! – промурлыкала она. – Думаю, что эти изменения пошли вам на пользу! Потому что тот, кого я знала раньше, никогда не стал бы судить меня со стаканом воды!

Уже второй раз адвокат схватился за стакан и поднес его к губам. Он сделал глоток и со звоном опрокинул стакан обратно на стол. Он неотрывно смотрел на женщину и кусал губы.

– К черту, – прошипел он, – к черту.

Молниеносным движением он схватил бутылку красного вина, стоявшую перед его соседом, графом, наполнил бокал до краев и залпом осушил его.

– Надо же, – насмехалась Мари Стуйвезант. – Вот это да.

Не говоря ни слова, доктор Левенштайн отодвинул свой портфель вправо, и банкир Ульбинг взял его.

– Мы подошли к нашему исследованию с разных сторон, сударыня, – начал он. – В то время как мы собирали информацию обо всех бедах, которые вы принесли в этот мир, мы также старались отыскать факты, которые будут свидетельствовать в вашу пользу, и собрать их насколько возможно больше. Это было поручено мне, так как господа сошлись во мнении, что поскольку я по природе своей довольно скептичен, то смогу отличить просто блестящую монету от чистого золота. Кроме того, у меня были все основания добавить немного хорошего о вас. Вы, сударыня, как вы, наверное, помните, приобщили меня к одному методу денежных операций, который, скажем так, не вполне соответствует традициям банков Ульбинга.

Она перебила его:

– Вы утомляете меня! Вы ведь знаете, что я ничего не смыслю в денежных операциях. Точно так же вы утомляли меня несколько лет назад в Гамбурге своими скучными лекциями о всевозможных комбинациях и вероятностях, заставляя меня против моей воли все это выслушивать. Лишь по случаю сказала я вам, что ваши рассуждения о деловой этике кажутся мне совершенно детскими. Что каждый богатый человек, по моему мнению, заполучил свои богатства обманом, что каждый в таком случае является мошенником, лжецом, шарлатаном и вором. Одним из них точно. И что, несомненно, только таким способом можно в конце концов заставить деньги других стекаться в твой карман. Только такой человек должен, по крайней мере, быть честным с самим собой и не пытаться постоянно, как вы это делали, обмануть самого себя и извиняться перед всем миром за каждый награбленный миллион, будто вы не имеете отношения к его появлению. Все это были просто теории. Я не имела ни малейшего представления, какое дело вы провели, и совершенно точно сама не заработала на этом ни геллера.

Рандольф Ульбинг кивнул:

– Да, именно так все и было, сударыня! Но я очень долго размышлял над тем, что вы сказали, и пришел к заключению, что рассуждаете вы в правильном ключе. И теперь я еще больше склоняюсь к этому мнению, учитывая накопленный за год опыт. Я действовал, как и любой другой спекулянт, и теперь стал намного миллионов богаче, чем был тогда.

– Тогда вы должны быть благодарны мне, – сказала госпожа Стуйвезант.

– Но я НЕ благодарен, – отрезал он. – Репутация дома Ульбингов, который основал мой прадед, была безупречной в деловых кругах. Ни один другой дом не имел такой репутации. И так было ровно до того дня, как вы мне все разъяснили! Узнайте, что теперь говорят об Ульбингах. Я десятикратно умножил капитал своего дома и, казалось бы, не сделал ничего такого, чего бы не делали другие представители моего круга. Но все же мои предки никогда бы не совершили подобного, да и я сам раньше о таком и не помыслил. Все эти маневры я могу легко объяснить суду и даже самому себе, когда сижу в своем кабинете. Но я не могу сдержать своего отвращения, когда открываю газету и из каждой строчки на меня смотрит нужда всего мира, которую я так ловко использовал ради собственной выгоды. Я последовал вашему совету. И это сделало мою жизнь невыносимой.

– У меня нет ни малейшего желания выслушивать этот плач Иеремии[10]! – отмахнулась женщина. – То, что я вам сказала, не было призывом к действию. Подобное уже сотни тысяч раз написано и сказано и конкретно к вам не имело никакого отношения! То, что мои слова каким-то образом повлияли на вас и ваши действия, – ваша личная ответственность!

– Я этого