Ещё одного хищника Ягодка пинает копытом. Вновь раздаётся визг и скулёж. Вытаскиваю из колчана стрелу, натягиваю лук, наставляя на врагов. Животные теперь приближаются медленнее, выжидают удобный момент для нападения. От страха моё дыхание ускоряется, спиной я прижимаюсь к боку лошади, пытаясь подсчитать окружающих нас зверей. Их около пятнадцати. Все лисы, но странные, чуть больше привычных, тех, что я видела в лесу у дома. Эти тоже рыжие, но морды и грудь покрыты чёрным мехом, а глаза светятся будто янтарные. Какие-то не живые, почти бесовские. Обычно лисы убегают при виде людей, пугаются, а эти, наоборот, окружают нас, явно намереваясь напасть. Горбятся, угрожающе скалятся и даже рычат, пригибаясь к земле.

Три лисы нападают одновременно, две кидаются к Ягодке, одна – ко мне. Я отпускаю тетиву, чтобы защитить лошадь, стрела попадает лисе в плечо, и та взвизгивает, убегая подальше. Второй лисе достаётся от копыт лошади, а третья проскальзывает у самой земли и впивается зубами в мой сапог. Резко дёргает, и я вскрикиваю больше от испуга, чем от боли. Неловко падаю на влажную землю, так ударяюсь плечом и подбородком, что зубы начинают ныть. Лисы тявкают и скалятся, ещё одна набрасывается на Ягодку, ранит её бедро, и я с трудом откатываюсь в сторону, чтобы не попасть под копыта собственной лошади. Та, обезумевшая, устремляется вперёд, распугивает хищников, резко меняет направление, избегая лисьих зубов, и под мой вопль убегает в сторону заснеженной части леса. Не меньше пяти хищников бросаются за Ягодкой.

Лиса, что схватила меня за сапог, сильнее сжимает челюсти, дёргает к себе. Я кричу от боли, бью свободной ногой в морду, и хищник отскакивает от меня, скуля. Вскакиваю на ноги как раз вовремя, ещё одна лиса нападает. Я защищаюсь луком, однако эта тварь оказывается умнее. Она перехватывает лук, впивается зубами в дерево и мотает оружие из стороны в сторону, намереваясь вырвать из моих рук. К ней присоединяется другая, а против двоих мне не устоять, поэтому я выпускаю единственное оружие. Из глаз от боли льются слёзы, а с губ срывается стон, когда еще одна лиса впивается зубами мне в бок. Боль пронзает до самых лёгких, зверь отпускает после моего удара кулаком ему по голове. Я зажимаю рану руками, но кровь стремительно просачивается сквозь пальцы, впитывается в кафтан.

Всё замедляется, а горизонт плывёт. Я отступаю на пару шагов и тяжело приваливаюсь к толстому стволу лиственницы. В сапоге тоже становится мокро. Значит, и сапог прокусили. Открываю рот, чтобы на выдохе позвать колдуна, но вспоминаю, что я ведь и не знаю его имени. Эта мысль проходит по моему сознанию слишком медленно, я успеваю сползти по стволу вниз и завалиться на бок, продолжая зажимать рану.

Как же так? Я ведь все условия выполнила.

Лисы окружают меня, рычат, демонстрируя острые зубы. Я вяло пинаю ещё одного хищника, но животное успевает укусить меня ещё и в бедро. Они перестают нападать, но никуда не уходят. Чувствуют, что до потери сознания мне совсем немного осталось, выжидают. Меня лихорадит от боли, тело совсем ватное, мысли путаются. Я вдыхаю влажный запах ноябрьской земли и перегноя, запоздало поняв, что не стоило оставлять кинжал в седельной сумке. Не стоило недооценивать опасность этого леса.

Не стоило уходить.

Эта странная мысль будто не моя. Чужая, но какая-то правильная.

Мне мерещится, что я слышу ржание лошади. Глупо улыбаюсь, надеясь, что колдун позаботится о Ягодке. Вздрагиваю от сильного, сотрясающего землю удара. Он заставляет меня очнуться, распахнуть глаза, чтобы увидеть, как лисы взвизгивают, подпрыгивают в воздух от испуга и разбегаются в разные стороны, как стая напуганных рыб. Колдун вновь взмахивает своим посохом, бьёт кристаллом, и во все стороны по земле, опавшим листьям и мху расползается иней.

– Пошли вон, ноябрьские твари! – рявкает он, а лисы прячутся от него в тенях, жалобно скуля.

Должно было стать тихо, но в ушах у меня гул от грохочущей крови. Сердце бьётся лихорадочно, болезненно быстро.

– Проклятье, что ты натворила, княжна?! – колдун рывком поднимает меня на ноги, морщит нос от сильного запаха крови. Ругается сквозь зубы, ощупывая рану в боку и мокрый от крови сарафан с разодранным кафтаном.

После аккуратно подхватывает меня на руки и стремительно несёт обратно на свою территорию. Моя голова неловко болтается, я из последних сил прижимаюсь щекой к его груди, удивляясь, что чувствую сердцебиение.

– Есть другие раны? – строго спрашивает колдун и грубо встряхивает, когда я устало закрываю глаза, не в состоянии ответить. – Не спи, княжна! Где ранена?!

– Бок… и но… нога, – выдавливаю я, едва ворочая распухшим языком, а слова царапают сухое горло.

Я с трудом борюсь с сонливостью, мне так хочется спать, но стоит прикрыть глаза, как колдун прикрикивает на меня, заставляя бодрствовать. Ругается такими фразами, что мне и незнакомы, а временами вообще говорит на каком-то странном языке.

Слышу скрип снега под его ногами. Держать глаза открытыми становится легче благодаря щиплющему нос морозу. Колдун выносит меня на знакомую поляну. Мутным взглядом нахожу Ягодку, та идёт рядом, прихрамывая. Колдун неаккуратно опускает меня, наклоняется недостаточно низко и не кладёт, а роняет на снег, вызывая новую волну боли и очередной стон. Он падает рядом на колени, отбрасывает посох и загребает руками снег. Я уже и не пытаюсь зажимать раны, ощущая постоянное головокружение, а пальцы не слушаются. С отстранённым безразличием наблюдаю, как хозяин леса топит в ладонях снег, пока тот не превращается в воду.

Чертыхается, понимая, что я не могу пить, хоть он и предлагает, протягивая ладони, сложенные лодочкой. Хочет вылить мне воду в рот, но слеп. У меня из горла с кровью вырывается пара горьких смешков, когда он выливает растопленный снег мне на подбородок и шею, немного промахнувшись.

– Проклятье, – в очередной раз злится колдун, торопливо повторяет движение, собирая снег заново.

– Я уми… раю? – осознаю я, продолжая по-глупому лежать в снегу, пачкая его своей кровью.

– Если бы выпила предложенную воду, не умирала бы! – рявкает колдун, и по телу распространяется необычное тепло от его беспокойства в этом царстве постоянного холода.

– Я не мо…гу пошевелиться… Тело… не… слушается. Даже пальцы…

Перевожу взгляд на небо, которое горит красными и розовыми оттенками. Вспоминаю Илью, а колдун замирает, во второй раз пролив новую порцию воды мне на щёку. Почему-то я хочу попросить прощения, что оскверняю его дом своей кровью, пачкаю его белый снег. Колдун сбивает меня с мысли, стремительно набирая снег в свой рот. Не понимаю, зачем он это делает. Он хватает меня за кафтан и подтягивает к себе, пальцами находит мои нос и рот, а потом накрывает мои губы своими. Он целует меня грубо, напрямую поит растопленным снегом, его губы ледяные. Он зажимает мне нос, и моё тело само глотает набранную живую воду, желая очистить путь для воздуха.

Я дёргаюсь, ощущая, как ледяная вода проходит по горлу в желудок. Колдун отпускает и вновь повторяет свои действия: набирает снег в рот и приникает к моим губам, передавая живую воду. На второй раз я глотаю сама, а на третий от прикосновения его губ я прикрываю глаза. Хозяин леса не отстраняется, пока я неосознанно отвечаю на его поцелуй. Весь мир замирает вместе со временем, губы колдуна теплеют, а движения становятся мягче, приятнее, посылая волну жара по всему телу. Теперь уже он ничего мне не даёт, а, наоборот, крадёт мой воздух. Я поднимаю руку, а когда прикасаюсь к его шее, зарываясь пальцами в мягкие волосы, мы одновременно распахиваем глаза, удивлённые. Поцелуй прерывается, колдун отпускает меня. Оставшись без поддержки, я снова валюсь в снег.