— Какой? —заинтересовался Рассвет, и мы вошли, чтобы услышать. И не прогадали.

— А такой,что вот я — а кругом женщины. И чёрненькие, и беленькие, и рыженькие — и всемои! — зевнул и потянулся Лёд.

— А ты незаболел, часом? — спросила я озабоченно. — Женщины в такихколичествах опасны для здоровья. Надорвёшься ещё…

— Валите-валите, —обиделся Лёд. — А то без вас всё сгорит. В кои-то веки сладкий сонприснится — и то разбудят, сволочи!!! Кругом зависть!

Ну, мы и пошливосвояси, потому как было видно, что подробности сна нам узнать не удастся.

— А обычныесны твои — какие? — уже держась за ручку двери, спросила я.

— Что за мнойгонятся, а я убегаю… — натягивая одеяло на голову, сказал Лёд. — Аесли догоняют, — убиваю… — промычал он уже почти невнятно.

Добра в таможнебыло много, потому что горело оно долго.

Мы успели идоехать, и посмотреть всласть, и перездороваться со всеми знакомыми, которыхэто (безусловно заслуживающее внимания) событие вывело на улицы городка.

Кое с кем Град иПрофессор выпили по кружечке пива прямо в нашем экипаже, пока мы с Рассветомрыскали в толпе, наблюдая, как Служба Надзора за Порядком тушит здание.

Впереди всехмелькал героический начальник Службы, грудь колесом. Он один создавал столькошума, движения и какой-то одурелой активности, сколько не могли сделать совместнодюжина его подчинённых.

— Вот быбалка на него какая-нибудь упала, что ли… — мечтательно сказалРассвет. — Слабо его веслом тогда приложили…

— Так надобыло не вылавливать! — сердито отозвалась я.

Сердито — потомучто не смогла разглядеть среди офицеров Службы Надзора того ясноглазогомолодца, что делал у нас обыск.

— Если бытогда его утопили, ещё неизвестно, какой бы был новый, — философскизаметил Рассвет.

— А почемунет? — возразила я, наблюдая, как из окон пытаются выкидывать таможенныесейфы.

Сейфы выкидывалисьплохо, их для того и делали, чтобы нельзя было просто так извлечь из здания —ведь, получается, при большом желании и ума много не надо, отсоединил от полада в окно его, родимого, со всем бесценным содержимым.

— А там такихмахин только треть… — заметил Рассвет, провожая взглядом вытолкнутый-такимассивный шкаф, который тюкнулся о мостовую и того…, немного поменялформу. — Остальные в стены вмонтированы. Что ты сказала?

— Я говорю,почему нет? Назначили бы начальником Службы Надзора его заместителя, а с ним мыживём, как я понимаю, душа в душу.

— Видишьли, — вздохнул Рассвет и потеснил меня в сторону, чтобы могли проехатьповозки с бочками воды, — в Хвосте Коровы тоже не дураки сидят, и длятого, чтобы мы с начальником подобной службы душа в душу не жили, стараютсяназначать на такие должности людей из столицы. Так что нас и этот устраивает,только не такой бодрый.

Начальник СлужбыНадзора, не подозревая, что некоторым его бодрость не нравится, демонстрировалличный героизм, мелькая в окнах верхнего этажа, а потом, когда пламя отрезалоему путь вниз по лестницам, картинно сиганул из окна вниз в растянутуюзаботливыми подчиненными парусину.

Да если бы они ине растянули, он не очень бы пострадал: второй этаж у таможни был невысоко,набил бы синяков и шишек, вот и все дела.

К этому времени вэкипаже пиво было выпито и Град, найдя нас в толпе зевак, пытающихся понять,раскололся сейф или нет, и есть ли в нём денежки, и можно ли их позаимствовать,передал приказ Профессора: «Возвращаемся домой!»

Атмосфера вэкипаже, подогретая пивом, была самая что ни на есть тёплая.

Профессор, уютнорасположившийся в уголке, поглядывал в окно на ночной Отстойник и вспоминал,как пятьдесят лет назад он строил лодку на верфях Второй Гавани, намереваясьдостичь на ней края мира на летних каникулах и тем навсегда прославиться.

Град правиллошадьми и, похоже, что-то напевал.

— Так вашенамерение исполнилось? — спросил Рассвет, чтобы не уснуть от детальнойхарактеристики каждой доски, выбранной Профессором для столь важного дела.

— Ксожалению, нет, — зевнул Профессор. — Занимаясь кораблестроительствоми мечтая о подвигах, я как-то совершенно запустил занятия, и в результателетнюю сессию не сдал. Вместо морского плавания пришлось хвост прижать исдавать хвосты. Так и не достроил мою красавицу.

— Ничего, —ворчливо сказал Рассвет. — Зато теперь ваша мечта осуществилась: край мира— здесь. И мы в этой помойке по уши…

— Погоди-ка, —вдруг высунул голову в окно экипажа Профессор. — Огрызок горит!!!

К счастью, горелоне само здание представительства, а постройки во дворе. Град, забывший пропение, мигом взбодрил лошадей, и мы понеслись, выбивая колесами искры измостовой.

Полыхалаконюшня, — и без заклинания здесь не обошлось. Пока мы развлекались, тот,кого упустили у складов, выманив нас на пожар таможни, запалил и наши тылы. Толи в качестве предупреждения нам, то ли в качестве утешения себе, но суть отэтого не менялась.

Лёд, которому таки не удалось досмотреть свой сладкий сон, успел вывести лошадей из конюшни, нои ему, и лошадям досталось, как тогда плеши посыльного, упокой Медбрат егодушу.

К заклинанию мыприбегать не стали, затушили водой из колодца, там и тушить было уже нечего,почти всё сгорело.

Лёд обгорелсильно, сообразив, что Огрызок в огне, он вылетел из кровати практическираздетым, и на спину его сейчас смотреть было страшно. Профессор и Рассветотвели, а точнее, отнесли его наверх и уложили в постель, спиной вверх.

Я стала осторожнопротирать кожу вокруг ожоговых пузырей неразбавленной слезой Медбрата.

— Дауж, — хмыкнул Лёд, дёргая щекой, потому что когда возбуждение спало,пришла дикая боль. — Даже если те девочки во сне меня и дождутся, вряд лив таком виде я представляю для них хоть какой-то интерес.

— Давай ятебе снотворного дам, — предложила я. — Чтобы угрызениями совестиперед дамами не мучиться. Будешь спать без задних ног, без хвоста и без всякихсновидений.

— Не знаю,стоит ли… — засомневался Лёд.

— Смотрисам, — пожала плечами я. — А только когда счёт мне рукиподпалил, — я всю ночь не спала, жизнь свою вспоминала.

— Ну и каквоспоминания? — подмигнул Лёд, оставаясь даже в таком состоянии самимсобой.

— И неспрашивай! — отмахнулась я. — Душераздирающие. Лучше бы и невспоминала.

— Тогдадавай! — решил Лёд. — В моей жизни есть моменты, которые ядобровольно вспоминать не хочу.

— У кого ихнет… — пробурчала я. — Потерпи, сейчас принесу.