До сегодняшнего дня я ничего этого не замечала.

Конечно, все это посадили не за последнюю неделю – такого быть не может.

Куда я смотрела последние шесть недель?

Я прихожу в офис Делла, и мы, как всегда, делаем вид, что ничего не изменилось, что мы вовсе не живем в одном доме на одном этаже в одном районе Бейкерсфилда.

Как будто он не отвозит нас с Патти в маникюрный салон по утрам.

Не ужинает с нами.

Не смотрит часами глупые передачи вместе с Куанг Ха.

Я сажусь в кресло, и Делл говорит:

– Ты должна ходить в школу. Давай это обсудим.

Я отвечаю:

– Я еще не готова.

Делл Дьюк смотрит мне в лицо, но, что бы он там ни прочел, он покорно пожимает плечами и говорит:

– Ладно.

Весь остаток занятия мы глазеем в никуда. А когда мне уже пора уходить, он говорит:

– Назови какую-нибудь вещь, которую я могу сделать, чтобы тебе жилось лучше.

Я сама удивлена тем, что слышу от себя в ответ:

– Купите мне пакет семян подсолнуха.

Делл наклоняется вперед:

– Чтобы есть?

Я отвечаю:

– Чтобы сажать.

Он кивает. Но потом переспрашивает:

– Чтобы сажать?

Я говорю:

– Да.

После рабочего дня мы с Патти едем на автобусе домой, а Делл ждет нас в гостиной.

Сидит там вместе с Куанг Ха, и телевизор работает.

Делл поднимается и ведет нас на кухню.

На кухонном столе разбросаны добрых два десятка пакетиков с семенами подсолнуха.

Хватило бы на целое поле.

Делл говорит:

– Я и не знал, что их так много разных. Я не знал, какие тебе нужны, так что купил всех по одному.

Я рассматриваю пакетики: вот «Медовые мишки» и «Клубничные красавицы». Вот «Ванильный лед» и «Гибридный кьянти». Вот «Фантазия», «Танжина» и «Дель соль».

Он даже купил пакетик семян декоративного подсолнуха без пыльцы.

Я долго смотрю на пакетики с семенами и наконец не выдерживаю.

На ресницах набухают слезы.

Я так долго не могла плакать.

Но тут, наверное, как везде: один раз научишься, и потом с каждым разом будет все легче.

Я знаю, что Делл не бог весть как умен.

Его даже интересным человеком не назовешь, разве что в качестве объекта для изучения разнообразных поведенческих расстройств.

Но до этого момента я не понимала, что он – заботливый человек.

Не знаю, что сказать.

Поэтому я сгребаю со стола пакетики и бросаюсь к себе в комнату.

И слышу, как Делл спрашивает Патти:

– Я что, сделал что-то не так?

Ее ответа я уже не слышу.

После ужина я иду в холл и говорю Деллу, что собираюсь распечатать несколько пакетиков.

Он является в нашу квартиру двадцать восемь, и мы вместе с Маи выкладываем семена на мокрое бумажное полотенце, разложенное по противню.

Я объясняю, что в течение нескольких дней буду следить, чтобы семена не пересыхали.

Это облегчит проращивание.

Маи и Делл смотрят. Кажется, им интересно.

Я говорю:

– Для Америки подсолнухи – аборигенный вид растительности. Они пришли к нам из Мексики.

Из другой комнаты слышится голос:

– Мой папа тоже из Мексики.

Куанг Ха вечно делает вид, будто ему нет до нас никакого дела.

А выходит, что есть.

Маи и припомнить не могла, чтобы ей когда-нибудь было так хорошо.

Может быть, потому, что брат уже не так часто бросал на нее злобные взгляды.

А мама не твердила все время, чтобы она убирала вещи на место.

Маи сидела на кровати и с удовольствием думала о том, что у нее есть самая настоящая комната, со стенами и дверью, комната, которая принадлежит только ей и Иве.

По крайней мере, пока что есть.

Может быть, все дело было в желуде.

Ива положила его на столик у кровати. Мало-помалу девочка начала собирать разные мелочи. Набрала, например, маленьких, похожих на бусы семян с деревьев на Пенфолд-стрит.

Нашла на остановке автобуса белое перышко, а в водосточной трубе у дома – пятнистый камушек.

Маи решила, что это добрый знак.

Она знала, что им в любой момент могут приказать собирать вещи и идти вон, но до этого момента Маи была твердо намерена наслаждаться новой жизнью.

Она подолгу стояла под горячим душем, хоть и знала, что воду надо экономить, чтобы поберечь природу.

Она при каждом удобном случае раскладывала и перекладывала свою одежду, любовалась вешалками и полками в неглубоком стенном шкафу.

Во сне она так раскидывала руки, что они свисали по обе стороны кровати.

Ведь теперь можно было не бояться задеть кого-нибудь по лицу или нечаянно ударить по шее.

Маи вырезала из журналов картинки и развешивала по стенам фотографии людей, которых она не знала, но они ей нравились.

На чердаке салона она нашла коробку красных бумажных фонарей. Маи купила гирлянду елочных лампочек, продела ее в круглые ручки фонариков и повесила всю конструкцию в спальне.

Низкий потолок ожил.

И еще одно она заметила: старое чувство, будто она в одиночку несет весь мир на своих плечах, больше ее не посещало.

Хайро приехал в книжный магазин при колледже на своем такси.

Теперь он стоял в длинной очереди у кассы, чтобы заплатить.

Книги стоили дорого. Особенно учебники.

Хайро прижимал к груди две книги из списка рекомендованного чтения для вводного курса биологии.

Обе книги были не новые. Вот и хорошо. Чья-то рука прошлась по одной из них с желтым маркером и сделала массу пометок тут и там.

Хайро надеялся, что выделено все самое важное.

От одной мысли о том, что в книгах бывает важное, а бывает неважное, которое даже желтым выделять незачем, у него начинало сосать в животе.

Вдруг он понял, что это не для него.

В последний раз он сидел за партой четырнадцать лет назад.

В магазине все покупатели были молоды, и среди них он чувствовал себя старым.

Просто замшелым.