на песке границу и шагнув на сторону Иеговы, мы сможем приобщиться к жизни вечной.

В какой-то момент, окинув взглядом невозмутимые лица собравшихся, которые время от времени посматривали на нас, я вспомнил, как обнимал ее у себя в постели. Как она засыпала в моих руках, о чем не имел ни малейшего понятия никто из присутствующих в зале.

– Храните сердце свое, братья и сестры, – продолжал проповедник. – Не поддавайтесь соблазнам мира сего, сулящего нам лишь краткое наслаждение. Помните: мы ожидаем другой жизни, совершенной жизни, когда мы все возродимся, а смерть нас уже не коснется. Не забывайте об этом. Не забывайте об истине.

Через пару часов Анна вложила мне в руки записку: «Ты сам напросился». Я ответил: «Хватит меня отвлекать!» И получил локтем в ребра.

В середине выступления перед сценой выстроились несколько человек. Проповедник начал задавать вопросы, на которые эти люди торжественно отвечали «Да!». Потом из динамиков вновь полилась оркестровая музыка, и люди, стоявшие шеренгой, вышли из зала через боковую дверь.

– Это крещение, – пояснила Анна. Я кивнул, будто хоть что-то понял.

Через несколько минут двое мужчин в белых футболках зашли в бассейн, устроенный в углу сцены, и стали по очереди бережно погружать «кандидатов на крещение» в воду. Зрители в зале встречали каждое погружение торжественным хлопком в ладоши. А когда «крестители» помогали кандидатам вынырнуть, то всякий раз вопросительно смотрели в окошко в стенке бассейна, дожидаясь кивка мужчины, стоявшего чуть в стороне.

– А это кто? – шепотом поинтересовался я.

– Человек, который следит за тем, чтобы кандидат ушел под воду с головой. Если даже один палец высунется из воды, нужно все повторить сначала. Полное погружение. Сомнений быть не должно.

Я вскинул бровь, и она прикусила ноготь.

В полдень мы пошли в столовую – перекусить тем, что купили на заправке. Пит разлил из термоса чай, приготовленный Джен.

– Ну и как тебе конгресс, Ник? Понятно хоть в целом, что к чему?

– Между прочим, он университет окончил, – сказала Анна. – Не надо с ним разговаривать как с идиотом.

Пит вскинул руки:

– Надеюсь, Ник, ты на меня не в обиде.

Я покачал головой:

– Ни в коем случае. Вообще, мне тут интересно, есть о чем поразмыслить.

Анна посмотрела на меня с печальной улыбкой и перевела взгляд на окно у меня за спиной. Ее лицо вдруг омрачилось.

– Я скоро вернусь, – пообещала она, легонько сжав мое плечо, и отошла в сторону.

Пит и Джен посмотрели ей вслед и обменялись многозначительными взглядами.

– Любовь юности, – понизив голос, пояснил мне Пит, хотя ему и самому-то на вид никак нельзя было дать больше двадцати пяти.

Мне показалось вполне уместным обернуться и посмотреть, что же там происходит. За окном Анна оживленно беседовала с человеком, которого я принял за ее (экс?) бойфренда. Мне сразу бросилось в глаза, до чего он хорош собой. Точно со страницы журнала сошел: золотистые волосы, лежащие ровно так, как надо, дорогой костюм, белоснежные зубы. Анна стояла ко мне спиной, но я заметил, что она скрестила руки на груди, слушая собеседника, а он упер руки в боки и то и дело откидывал назад легким движением головы волну пшеничных, как у Роберта Редфорда, волос. Выглядел он расстроенным, и я моментально распознал на его лице печать мучительного вожделения.

Я отвернулся. Дико захотелось курить.

Дверь распахнулась, а в следующий миг Анна снова оказалась рядом.

– Что такое, бочку меда подпортили ложкой дегтя? – поинтересовался Пит.

– Готов? – спросила меня Анна.

– А куда мы идем?

– Лишь бы подальше отсюда.

* * *

В итоге дело закончилось прогулкой по окрестностям.

Когда мы отошли на приличное расстояние от толпы, собравшейся у входа, я достал из кармана пачку никотиновых пластырей. Закатал рукав, отклеил старый, смял его, завернул в бумажку и приклеил новый.

– Твоя сила воли впечатляет, – заметила Анна, не сводившая с меня глаз.

– Еще несколько часов – и впору будет лезть на стенку, – признался я, поправляя рукав.

– Ты, наверное, жалеешь, что со мной напросился.

– Может, хватит уже? Я рад, что приехал. Мне тут нравится.

Мы обошли парковку, продолжая держаться на расстоянии друг от друга.

– А этот самый обряд… – начал я, немного помолчав. – Крещение. В чем его смысл? Я слушал речи проповедника, но мне как новичку не все понятно.

– Это, по сути, акт посвящения, – сказала она, выдержав паузу, и скрестила руки на груди. – Тем самым человек навечно вверяет себя Господу и клянется исполнять его волю.

– Как в католичестве?

– Ну да, только младенцев мы не крестим. Принимать такое важное решение надо в зрелом возрасте – ведь что, по сути, может быть важнее, чем посвятить себя истинной вере?

– А тебя уже крестили?

Она посмотрела вдаль, сквозь меня.

– Когда мне было двенадцать.

– Двенадцать? – переспросил я куда резче, чем мне бы хотелось. – Стало быть, детей у вас все-таки иногда крестят.

– Очень смешно.

– В двенадцать лет человек едва ли может похвастаться глубоким знанием себя.

Анна пожала плечами и отвела взгляд.

– Мне все равно рано или поздно пришлось бы это сделать. Так уж ли велика разница между двенадцатью годами и двадцать одним?

– Целых девять лет физического развития, а умственного, поди, и все двадцать.

Анна нахмурилась и замахнулась, чтобы стукнуть меня по руке, но потом передумала.

– А знаешь, ты прав. Двенадцать – это все-таки рановато, и с той поры чувство вины меня не оставляет. Иногда кажется, что от меня требуют больше, чем я вообще в силах дать.

Я прекрасно знал это чувство.

– Там и впрямь нужна огромная самоотдача.

– Хочу извиниться за Пита, – проговорила она чуть погодя. – Я и сама-то вовсе не из числа его поклонниц, как ты мог заметить.

– Ой, да подумаешь, вспомни Дэза!

Анна рассмеялась, наматывая локон на палец.

– Честно сказать, я удивлен, что вы с ним дружите. Никогда бы не подумал, что у него может быть с тобой хоть что-то общее.

– Не такие уж мы и друзья. Когда-то я близко общалась с Джен. Мы ровесницы, к тому же из одной общины. Но потом она вышла за Пита, и мы отдалились друг от друга. Я ему тоже не нравлюсь – пагубное влияние, судя по всему, – так что никого такой расклад не печалит.

– А почему твое влияние считают пагубным?

– Я – «сестра со своим мнением», – ответила Анна, начертив в воздухе кавычки, и улыбнулась, но смеялась она невесело. – А надо, вообще-то, строго следовать правилам. Поступать, как велят.

– Да, уж от чего, от чего, а от недостатка своего мнения ты явно не страдаешь.

Во взгляде