Он сделал несколько шагов вперед, воткнул в землю подставку для мячика и опустил на нее мячик. А потом принял позу, которую часто отрабатывал дома в гостиной, вот только на этот раз с всамделишной, а не с невидимой клюшкой в руках. Слегка расставил ноги, размял пальцы, взял клюшку, переместил вес с одной ноги на другую, нашел точку опоры, замахнулся и ударил по мячу. Тот исчез на фоне безоблачного неба, а потом упал на лужайку.

Папа, казалось, остался вполне доволен результатом.

– Что ж, следующий!

Сэл кивнул, чтобы я шел первым, и я стал старательно копировать папину позу.

Он добродушно рассмеялся.

– Нет же, сынок, – сказал папа. – Ты все неправильно делаешь. Смотри. – Он обхватил меня за плечи и отвел в сторонку, забрал клюшку, повернулся и снова встал в позу для удара. – Надо выпрямить ноги – вот так, а клюшку вынести вперед так, чтобы верхняя часть рук была прижата к груди. – Он повернулся, чтобы удостовериться, что я внимательно слежу за его наставлениями, а потом продолжил урок, делая особый упор на слове «контроль» и ему подобных, и завершая выражением «вот так» каждую свою фразу. – Чуть-чуть наклонись вперед – вот так, потом расслабь ноги – вот так, – обрати внимание на то, что клюшка должна оказаться слева, на расстоянии вытянутой руки от внутренней стороны бедра. Вот так. Ник, понял? А ты, Сэл?

– Ага, – отозвался Сэл, глядя в дальний конец поля. – Наклониться, расслабить, вытянутая рука. Все ясно.

– А теперь попробуй сам, сынок, – велел папа, вернул мне клюшку и шагнул назад. – Только помни: позиция – это залог успеха! – Он весь так и сиял, явно радуясь появлению зрителей. С его многолетним опытом мы тягаться не могли, и это необычайно его воодушевляло.

Я ударил по мячу, он прочертил дугу в воздухе и упал в раф[9] в нескольких футах от грина.

– Хороший удар, сынок! – сказал папа, скрестив руки на груди. – В первый раз трудновато попасть на грин, как это получилось у меня. Достанем мячик, когда пойдем ко второй лунке. Следующий.

Я протянул Сэлу клюшку, и он неспешно приблизился, сунув руки в карманы. Потом встал в исходное положение, слегка покачиваясь из стороны в сторону, как обычно делал папа перед ударом. Позу он принял в точности как у папы, замахнулся в точности как папа, и мячик взмыл в воздух и приземлился прямо на грин – в точности как папин.

– Ну ничего себе, Сэл! – восхитился я, присвистнув. – Гляди-ка! Да ты у нас прирожденный гольфист!

Сэл расплылся в широкой улыбке. Он был удивлен не меньше моего.

Мы оба повернулись к папе, а тот напряженно сжал губы.

– Славно, – сказал он, подняв сумку и закинув ее на плечо. – Следующая лунка. – И он зашагал вперед, в сторону грина.

Я устремился следом.

– Отличный удар, Сальваторе, – сказал я и похлопал брата по спине.

Он коротко улыбнулся и отвел глаза.

* * *

Сэл и впрямь оказался прирожденным гольфистом. Каждый его удар заканчивался попаданием на грин, а зачастую мяч оказывался всего в нескольких футах от лунки. И с каждым моим радостным криком папа становился все молчаливее.

Я нарочно промазывал. Все мои мячи улетали в раф, и потому у папы нашлось много поводов рассказать мне, как добиться лучшего результата. Начни и я попадать в грин, папа бы не знал, что и делать.

У шестой лунки все пошло прахом.

Перед нами стояли четыре женщины. Они пришли на поле раньше, все время опережали нас примерно на одну лунку. Обычно в таких случаях долго ждать, пока они уйдут, не приходилось. Вот только сейчас их было четверо, а нас – трое, и к шестой лунке мы их нагнали.

Долготерпение никогда не входило в число папиных достоинств, но отчего-то ожидание, пока четыре дамы освободят очередную лунку на поле для гольфа, окончательно его подкосило. Началось все с того, что он начал картинно вздыхать и фыркать, скрестив на груди руки и выпятив подбородок. Роль злодея из пантомимы он сыграл бы блестяще.

Мы с Сэлом отвернулись. Несмотря на юный возраст, наш внутренний радар, подсказывающий, что можно делать на людях, а чего нельзя, был настроен куда более тонко, чем папин. Ожидание нас нисколько не смущало. Мы прождали бы хоть целую вечность, если б это только помогло избежать того, что вскоре произошло.

Одна из дам заметила папины недовольные вздохи, что-то прошептала своим спутницам, и все обернулись к нам. Послышался смех и приглушенные голоса, а потом дамы продолжили игру. Папино лицо сделалось пунцовым.

Он прочистил горло.

Когда это не возымело никакого эффекта, папа вскинул руки в картинном изумлении и воскликнул:

– Нет, это ж надо!

– Они скоро уже закончат, – тихо заметил Сэл.

– Что-что?

– Подожди немного, они сейчас закончат.

– Безобразие какое! – продолжил папа, не опуская вскинутых рук. – А я ведь так и знал, что не стоит пускать женщин в клуб! Я знал, что они от него камня на камне не оставят!

– А в чем, собственно, проблема? – поинтересовалась одна из дам, уперев руку в бок.

– Проблема? – покачав головой, спросил папа. – Да в том, что вы, дамочки, стоите-пердите тут вместо того, чтобы в гольф играть, а мы с сыновьями, между прочим, ждем своей очереди! Вот в чем проблема, золотце.

Внутри у меня что-то умерло.

– Мы за минуту управимся, солнышко, – крикнула женщина в ответ и зашагала к мячу. По пути она кивнула своим спутницам.

– Это уж вряд ли, с такой-то бездарной игрой, – ответил папа, сложив ладони рупором, чтобы его лучше было слышно. – Руки прижмите к груди!

– Господи ты боже, – прошептал я.

– Оставь их в покое, – тихо сказал Сэл.

– Оставлю, когда слушать начнут, – ответил папа, не сводя глаз с женщин. – Ну же! Вам что, ужин готовить не надо? – спросил он и улыбнулся собственной шутке.

Сделав последний удар, дамы покинули лунку и направились к грину, а одна из женщин показала папе средний палец.

Он снисходительно махнул рукой и зашагал к подставке для мяча, торчавшей в земле.

– Давайте уже, проваливайте.

Я пошел за ним, а Сэл остался стоять на месте.

Папа положил мячик на подставку и выпрямился, дожидаясь, пока дамы уйдут с грина. А Сэл стремительно зашагал к нам. Клюшку, нужную мне для удара, он держал в руках, но по его взгляду я сразу понял, что отдавать ее он не намерен.

– Ты что, совсем без этого не можешь, а? – крикнул он папе.

– Без чего?

– Без цирка, который ты каждый раз устраиваешь, – гневно