– Все хорошо, Эдвард, все хорошо…

Он сделал несколько глубоких вдохов и приподнялся на постели. Мэри тут же обняла его и стала поглаживать его по плечам, стараясь успокоить.

А он никак не мог прийти в себя; перед глазами у него все еще стояла жуткая картина – его отец, раскачивающийся на веревке. Эдвард помнил, как схватил старика за ноги и потянул вниз, чтобы сломать ему шейные позвонки. А затем были душераздирающие вопли матери, тоже тянувшей герцога за ноги. Страшнее всего было то, что им пришлось сломать ему шею, чтобы избавить, наконец, несчастного от страданий (ведь повешенный часто умирает не сразу, а в страшных муках – умирает, конвульсивно дергаясь на веревке).

Это была ужасная смерть. В ней не было ни капли достоинства. В тот день позор правил бал на радость толпе, выкрикивавшей оскорбления в адрес герцога. Не так уж много герцогов было повешено за всю историю Англии, и он, Эдвард, поспособствовал увеличению их числа.

Старик мог выйти сухим из воды. И вышел бы, если бы не Эдвард. Присяжные не смогли проигнорировать его исчерпывающие показания. Старый герцог изнасиловал и избил до смерти четырнадцатилетнюю девочку в их особняке. Высокопоставленные лица пытались уговорить Эдварда не давать показаний в суде, но тот был непреклонен.

Все последующие годы ему постоянно вспоминались те ужасные моменты – предсмертные хрипы отца и отчаянные крики девочки. И вспоминалось, как он обнаружил старика, стоявшего над ее телом с окровавленным подсвечником.

– Расскажи, – попросила Мэри. – Что тебе приснилось?

Эдвард вздрогнул, услышав ее голос, прозвучавший так неожиданно. Он взглянул в темное окно, пытаясь избавиться от ощущения, что их с Мэри чуду вскоре наступит конец – как и всему хорошему в его жизни. Нет, он не мог об этом рассказать. Сейчас не мог. Потому что она станет презирать его и никогда больше не сможет ему довериться. В его жилах текла дурная кровь. Боже, да ведь ее отец – просто расшалившийся мальчишка по сравнению с его отцом. И если он сейчас расскажет ей об этом… Тогда ее доверие превратится в отвращение.

Наверное, Эдварду следует выждать некоторое время, а уж потом, когда Мэри привыкнет к нему, все ей рассказать.

– Так как же, Эдвард? – Мэри снова погладила его по спине.

– Ничего особенного, – ответил он, пытаясь унять дрожь. – Просто сон, вот и все.

Мэри тихо вздохнула.

– Я знаю, что такое кошмар. Прекрасно знаю.

Эдвард поморщился и пробормотал:

– Мне приснилось, что твой отец разыскал тебя, а я ничего не смог сделать. – По крайней мере, это была не совсем ложь. Возможно, он действительно ничего не мог бы сделать.

Мэри испытующе взглянула на него и проговорила:

– Надеюсь, когда-нибудь ты станешь доверять мне, как я, по твоему мнению, должна доверять тебе.

Не сказав больше ни слова, Мэри увлекла Эдварда обратно на постель и уткнулась лицом в его плечо. «А ведь она, такая недоверчивая, мне-то безусловно доверяет, – внезапно промелькнуло у него. – Но что, если она обманулась, доверившись мне?» И действительно, ведь он так и не смог примириться с прошлым, не смог простить себя и свою семью. И вот теперь, толкая Мэри на путь справедливой мести, не обрекал ли он ее на такое же душевное опустошение? Увы, справедливость не принесла ему ни счастья, ни покоя, и долгие годы до встречи с Мэри Эдвард не верил, что когда-нибудь сможет радоваться жизни. Да-да, было совершенно очевидно, что месть не принесла ему счастья.

– Неправильно, – с усмешкой сказал Пауэрз. – Еще раз.

Мэри досадливо поморщилась – ей никак не удавалось совладать с деревянным ножом. Да, конечно, Пауэрз был значительно выше ее и сильнее, но это – не оправдание. Любой из головорезов, отправленных ее отцом на поиски, также превосходил ее физически.

Немного помедлив, Мэри снова подняла руку с ножом, пытаясь задеть нападавшего на нее «противника». Но у нее и на сей раз ничего не получилось. А виконт даже не вспотел. Более того, его прическа была в идеальном порядке – аккуратно уложенные светлые пряди, отливавшие серебром, нисколько не растрепались.

Мэри внимательно посмотрела на Пауэрза. Его черная шелковая рубашка была расстегнута на груди, так что отчетливо были видны могучие мышцы. Что же касается его характера…

Интерес, которой он у нее пробуждал, все сильнее ее тревожил. Они с виконтом действительно были очень похожи, и если бы Эдвард умел читать мысли… Мэри невольно вздохнула. Увы, она ничего не могла с собой поделать. Пауэрз умел приковывать к себе внимание. А вот Эдвард… Ах, она никогда не будет достойна его. И он ни разу не обмолвился о возможности серьезных отношений между ними. Их отношения были временными – герцог помогал ей отомстить отцу, а дальше их пути расходились…

А Пауэрз – настоящий дьявол. Да и она, Мэри, вовсе не была невинной овечкой. И, конечно же, их обоих ждали в аду с распростертыми объятиями.

Тут виконт приблизился к ней вплотную, и теперь он громадой возвышался над ее хрупкой фигуркой. Пристально посмотрев Мэри в глаза, Пауэрз схватил ее руку, державшую нож, и, презрительно хмыкнув, резко потянул ее на себя. Затем, развернув Мэри спиной к себе и обхватив ее сзади, он еще раз продемонстрировал, как наносится удар.

– Ты должна держать нож лезвием от себя. Твоя вытянутая рука выходит из-за спины, когда ты делаешь шаг вперед. И следи за корпусом.

Жар его тела обжигал даже через платье, и Мэри могла бы поклясться, что Пауэрз обнимал ее на несколько секунд дольше, чем было необходимо. Когда же он наконец отстранился, Мэри поспешно развернулась, поправила выбившийся из прически локон и снова приготовилась к защите.

– Почему меня учит не Эдвард? – пробурчала она.

И в тот же миг из конюшни вышел герцог, ответивший на ее вопрос.

– Потому что Пауэрз лучше обращается с холодным оружием.

Виконт приподнял брови и подмигнул ей – эта его привычка ужасно ее раздражала.

– Милая, если нужно перерезать кому-то горло или распороть брюхо, то я – лучший в этом деле.

– Потрясающе остроумно.

– Можешь не притворяться, Мэри, ты от меня без ума, – с усмешкой протянул Пауэрз, и эта дьявольская усмешка делала его не только загадочным и таинственным, но и немного потусторонним.

А вот Эдвард обладал исключительной, почти неземной красотой, и в этом Пауэрз не мог с ним тягаться. Но будет ли Мэри когда-нибудь достойна его любви? Впустит ли он ее в свое сердце?

Густые запахи весеннего дерна, лошадей и сена вернули Мэри к реальности, она вновь сосредоточилась на их с виконтом занятиях. Солнце все сильнее пригревало, и она с огорчением подумала: «Ну почему мужчины могут свободно разоблачаться, а мне приходится мучиться в наглухо застегнутом платье?» Невольно вздохнув, Мэри бросила взгляд на Эдварда.