В конце недели я натолкнулась на Лизу Сондерс, стоявшую с девочками на лестничной площадке. Лиза была участницей группы поддержки, но ушла из команды, когда в футбольной команде появились черные ребята. У нее был длинный нос, она завязывала свои светлые волосы в «хвост». Ее папа являлся владельцем агентства «Шевроле», и она была одним из тех детей Байлера, у которых была своя машина. Если она не была со своим бойфрендом, который всегда держал руку у нее на плече, то ее окружали подруги, которые постоянно шептались.

Лиза держала бумаги с каким-то текстом и протянула мне один листок.

– Вот, Бин. Я сделала обращение к друзьям. Заполни, если хочешь.

Эти несколько скрепленных вместе страниц с заголовком «Обращение к друзьям» были похожи на тест – с группами вопросов и каким-то сложным выбором или с уже заполненными на бланке ответами. Большинство вопросов простые: «Название вашего любимого телешоу», «Назовите модель и цвет машины, о которой мечтаете». Но некоторые были острее, например, «Какого учителя вы больше всего хотели бы видеть сгоревшим?» или «С каким учеником вашего класса вы меньше всего хотели бы пойти на свидание?». Я услышала, что подруги Лизы хихикают, но не понимала почему, пока не открыла последнюю страницу. Вот какой был последний вопрос:

«Если мальчик пойдет на свидание с Лиз Холлидей, то что он должен взять для защиты?

А) Презерватив

Б) Кусок мыла

В) Ружье

Г) Джерри Мэддокса».

У меня вспыхнуло лицо, руки сжались, будто хотели что-то схватить и разорвать на куски, и я бросилась к Лизе Сондерс с криком:

– Ты думаешь, что ты какая-то особенная, так я тебе покажу!

После этого я схватила ее за волосы, расцарапала ей кожу и порвала одежду. Лиза Сондерс впилась ногтями мне в лицо и стала царапать кожу, но мне не было больно. Я только чувствовала злость. Мы катались по полу, ругаясь, визжа и брыкаясь, нажимали друг другу на глаза и отбивались от ударов. Ученики окружили нас и наблюдали за дракой, подбадривая и выкрикивая слова поддержки и Лизе, и мне. Бей! Бей! Ударь ее! Ударь хорошенько!

Вскоре я почувствовала на себе еще одну пару рук, мужских. Учитель, мистер Белкер, протиснулся сквозь толпу и растащил нас. Я тяжело дышала, как собака, которую трясет от ярости, но порадовалась, увидев, что поквиталась с Сондерс. Из ее длинного носа текла кровь, на лице расплылась тушь, а еще я выдернула резиночку из «хвоста» вместе с пригоршней светлых волос.

Друзья Лизы стали обвинять меня в том, что это я начала драку. Когда мистер Белкер тащил нас обеих за руки в кабинет директора, они шли за нами, продолжая рассказывать, как Бин Холлидей неизвестно откуда и неизвестно почему прыгнула на Лизу.

Директора не было, и мистер Белкер отвел нас к мисс Клэй, заместительнице директора.

– Драка в коридоре, – сообщил он.

Мисс Клэй посмотрела на нас поверх очков.

– Я поняла, мистер Белкер, – сказала она. – Садитесь, девочки. – И она протянула нам коробку с бумажными носовыми платками. Я начала рассказывать об «Обращении к друзьям», поскольку именно с этого и началась драка, но мисс Клэй прервала меня.

– Это все неважно. – И начала читать нам лекцию о том, как она разочарована в нас, о том, что подобное поведение в школе недопустимо.

– Девочки – и бьют друг друга, – сказала она. – Это неженственно.

– Неженственно? – спросила я. – Вы думаете, мне важно, что женственно, а что нет?

Я все еще была возбуждена. И разгорячилась сильнее, когда сообразила, что мисс Клэй не намерена дать мне возможность рассказать об этом омерзительном «Обращении к друзьям». Я стала говорить, что если бы учителя выполняли свою работу и смотрели за своими учениками вместо того, чтобы отворачивать свои невидящие глаза, когда кто-то из учеников дразнится, то эти девочки не стали бы дразнить мою сестру и я не должна была бы ее защищать.

Мисс Клэй сняла очки:

– Не говорите со мной таким тоном, молодая леди. Вы должны уважать старших.

– Я уважаю людей, которые выполняют свою работу! – бросила я. – Уважать людей только потому, что они старше – полная чепуха. Джерри Мэддокс старше. И что, я должна его уважать?

– Не пытайся перейти к другой теме, – произнесла мисс Клэй, – Джерри Мэддокс не имеет никакого отношения к данному делу.

– Черта с два! – воскликнула я. – И вы тоже это понимаете. И если делаете вид, будто ничего не знаете, то вам, как и всем остальным, надо поднять вашу голову от вашей задницы.

– Джин Холлидей, вы исключены!

– Что?

– Можете провести следующие три дня дома, чтобы подумать о своем поведении.

– А как насчет нее? – Я указала на Лизу Сондерс, которая молча сидела, скрестив ноги, промокала потекшую тушь бумажными платками и изображала невиновную. – Она ведь тоже дралась. И она написала эти гадости о Лиз, что я и пыталась вам объяснить.

– Меня не интересует, из-за чего вы поссорились, – заявила мисс Клэй. – Школьная администрация никогда не докапывается до причин этих ссор, и, по моему мнению, мы не должны этого делать. Вы исключены не за драку, а за употребление неподобающих слов в разговоре с заместителем директора.

Дядя Тинсли очень огорчился, когда я рассказала, что меня исключили из школы.

– Это унизительно, – сказал он. – Еще одно унижение семьи Холлидей. – Но как только я объяснила, что заступалась за Лиз, он сказал: – Что ж, полагаю, ты делала то, что считала необходимым. Это скажется на нашем положении в обществе.

Смешно, что вроде бы так и получилось. Когда я в конце ноября вернулась в школу, ученики относились ко мне уже по-другому. Теперь я не была Пеструха. Теперь я была девочка, которая побила Лизу Сондерс. Я предположила, что это было не что иное, как ступенька вверх. Дразнить почти перестали, и несколько человек вели себя со мной дружелюбно. Получалось так, что если прежде они думали, что пойти к полицейскими и обвинить Мэддокса – предательство, все равно что побежать к учителю, когда кто-то напал на тебя, то теперь удары кулака вызывали их уважение.

Дети по-прежнему не давали Лиз спокойно жить, но судья назначил дату заседания, и всем стало понятно, что дело не заглохнет. Вот тогда-то мы и осознали, что нам есть о чем гораздо больше волноваться, нежели чем о длинном носе Лизы Сондерс и ее подружках.

На подъездной дорожке к «Мэйнфилду» и на газоне стали появляться кучи мусора. Мы вставали утром и видели, что повсюду разбросаны использованные памперсы, пустые бутылки из-под колы, банки от спагетти, пластиковые пакеты, смятая бумага и цилиндрики из-под «Принглсов». Все это носило имя Мэддокса.

Однажды, когда мы шли к автобусной остановке, на нашей дороге неизвестно откуда возник его черный автомобиль. За рулем был сам Мэддокс, он сгорбился, нагнувшись вперед, как гонщик. Мэддокс направил машину на нас с Лиз и проехал так близко, что мы отпрыгнули в канаву. Нас обдало горячим воздухом, когда автомобиль пронесся мимо. Я подняла камень и бросила его вслед Мэддоксу, но камень не долетел.