— Где вы были, когда раздался выстрел? — поинтересовалсяДронго.

— У нас винный склад, — пояснила Дороти, — обычно туда ходятхозяева дома, но иногда захожу и я, чтобы достать некоторые продукты. Тамусловия, как в морозильной камере, вы меня понимаете?

— Да, конечно. И вы там услышали выстрел?

— Нет. Я вышла на кухню и услышала какой-то глухой звук. Ядаже подумала, что там что-то упало. Не очень громкий. Потом поняла, что это,наверно, был выстрел. Но не стала подниматься наверх. Наши хозяева все равнонаверх побежали. Они все вместе там были. А потом приехала полиция.

— Вы не видели, где в этот момент был ваш садовник?

— Господин Сумманен? Нет, я его не видела.

— И на первом этаже никого, кроме вас, не было?

— Не было.

— Вы видели погибшую женщину? Они только один раз поспорилис молодым хозяином или все время ругались?

— Мне казалось, что она вообще все время дергается. Я ведьне понимаю русского языка. Но я видела, как на нее смотрели все женщины в этомдоме. И старая хозяйка, и молодая хозяйка, даже сиделка и сестра хозяев дома.Все они ее очень не любили.

— Вы бываете на втором или третьем этажах?

— Иногда поднимаюсь, — сообщила Дороти. — В обычные дни ябываю только на кухне. Если меня позовут и скажут, что нужно подать едукому-нибудь в комнату, то только тогда я туда поднимаюсь.

— Ясно, — Дронго поднялся, — спасибо вам, миссис Бремнер.Извините, что отвлек вас от работы. От вас можно позвонить в Эдинбург и вызватьтакси?

— Можно, — кивнула она, — только лучше позвоните сразу вГоффорд. Там есть машины. Она приедет сюда через десять минут. Я могупродиктовать вам номер телефона.

— Спасибо. Я так и сделаю. — Он выслушал номер телефона ипозвонил, чтобы вызвать автомобиль.

Еще раз попрощавшись с кухаркой, он вышел на улицу. Кажется,Дороти — единственный человек в этом доме без комплексов, подумал Дронго, глядяна заходящее солнце. У каждого, с кем он сегодня разговаривал, были своипроблемы и комплексы. Ольга Игоревна, привыкшая к тому, что ее мнениеединственно верное в семье, и поэтому не терпящая свою своенравную невестку.Лилия, которая никак не может свыкнуться со своей ролью сиделки и ненавидитсвоих хозяев. Дзидра ненавидит свою свекровь и не может нормально воспитыватьсвою дочь. Ее дочь пережила такой шок после убийства и уже сейчас нуждается вхорошей порке для воспитания. И наконец, даже садовник Сумманен, у которогосвои комплексы после августовского дефолта девяносто восьмого года.

— Вы уезжаете? — услышал он голос Сумманена, которыйпоявился у него за спиной. Он по-прежнему говорил по-английски.

— Да, — обернулся к нему Дронго, — на сегодня я закончил.

— На сегодня, — повторил Сумманен, — а что будет завтра?

— Завтра я приеду снова. После того, как вы встретите ИгоряДегтярева.

— Если он захочет вас видеть, — усмехнулся Сумманен.

— А вы думаете, что не захочет?

— Не знаю. Мне не нужно здесь думать. Я думал там, в другомместе. А здесь мне нужно только аккуратно и дисциплинированно работать. Что я иделаю.

— Почему вы считаете, что он не захочет меня видеть?

— Вы разворошили здесь целый муравейник, — пояснил Сумманен.— Не думайте, что если я садовник, то обязательно дурак. Я ведь не всегда былсадовником.

— Я этого не говорил.

— Но подумали. Вы ведь эксперт по вопросам преступности.Такой умный Шерлок Холмс. Я в молодости хотел даже поступить на юридический, ноне получилось.

— Вы это говорите так, словно в этом кто-то виноват.

— Конечно, виноваты. Закон соответствия. Если где-то убудет,то в другом месте прибудет. По-другому его называют законом сообщающихсясосудов. Именно поэтому я думаю, что наш хозяин не захочет снова с вамиувидеться.

— Вы философ, — мрачно заметил Дронго.

— Нет, я садовник. Это в России каждый садовник — философ. Аздесь садовник и есть садовник, без всяких философий. Все правильно. Каждыйдолжен заниматься своим делом.

Показалась темная машина, подъехавшая к зданию. Сумманенкивнул на прощание и, повернувшись, пошел куда-то за дом. Дронго подумал, чтопосле заката солнца замок выглядит достаточно мрачно. Он дождался, покаподъедет машина, и, усевшись, попросил отвезти его в отель. По дороге онзадумчиво смотрел в окно. Затем, достав мобильный телефон, набрал домашнийномер отца.

— Папа, здравствуй, — сказал он, услышав знакомый голосотца, — вы не спите?

— У нас уже полночь, — заметил отец, — хотя я все еще читаю.Ты ведь знаешь, что мы с мамой ложимся поздно. Привилегия пенсионеров — можноложиться когда хочешь, не нужно утром рано вставать.

Родителям было за восемьдесят, но оба работали. Отец был всееще практикующим адвокатом, а мать преподавала в институте. Правда, нагрузкибыли достаточно щадящими.

— Вы еще не совсем пенсионеры, — возразил Дронго. — Тызнаешь, я столкнулся с очень интересным делом. Как будто все ясно, всесоответствует фактам, но я впервые интуитивно чувствую, что все должно бытьнемного иначе. Возможно, это мне только кажется. Непонятная семья, где все нелюбят друг друга и не доверяют друг другу.

— На самом деле таких семей гораздо больше, чем тебекажется, — заметил отец. — Ты знаешь, мы прожили с твоей мамой пятьдесят лет.Мы были уже совсем немолодыми людьми, когда познакомились. И через семнадцатьдней решили пожениться. И за эти пятьдесят лет я ни разу не пожалел о своемвыборе. Ни разу за пятьдесят лет. Я понимаю, что не всем так везет в жизни, номне кажется, что люди просто не умеют делать верный выбор. Я уже говорил тебе обэтом. И не умеют по-настоящему ценить друг друга.

— Наверно, это правильно, — прошептал Дронго.

— Что ты сказал? Я не расслышал?

— Я сказал, что ты прав.

— Мне не нравится твое настроение. Ты становишьсямеланхоликом. Так нельзя. В твоем возрасте все только начинается. Это я теперьточно знаю. И вообще, настоящая мудрость приходит к нам только послевосьмидесяти. Всегда помни об этом.

— Когда доживу до восьмидесяти, то вспомню, — пообещал сын.

— Я тебе уже сказал, что мне не нравится твое настроение.

— В последнее время мне оно самому не нравится, — призналсяДронго. — Извини.

— Ничего. Это иногда бывает. Очевидно, у тебя были слишкомтяжелые встречи. Негативная энергия этих бесед влияет. Постарайся успокоиться ини о чем не думай. До свидания.