Кампанела будет захвачена, и тогда я смогу просить передать власть над ней в мои руки. Правда, неудачным обстоятельством будет то, что Элебрут всегда будет стоять выше. Придется отчитываться перед ним за каждый сделанный шаг, что будет очень некстати. Он будет ограничивать свободу моих действий, а если заметит, что я что-то от него скрываю, я окажусь под подозрением. Как же тогда я смогу разбогатеть? Не в результате же честного и справедливого правления Кампанелой! Даже думать об этом смешно".

Эруаль в это время тщетно пытался пробудить в своей душе воспоминания детства и чувство давней привязанности к этому месту. Так же, как и Хевингема, его больше не восхищал замок, и он пустым бессмысленным взором изучал так нравившиеся ему прежде интерьеры комнат. Священного трепета от соприкосновения с прошлым тоже не было. Душа Эруаля, как душа темного, казалась ему мертвой, не восприимчивой к подлинной красоте субстанцией. Что ж, по крайней мере, в ней еще осталось немного места для жалости и сострадания, которые принц Лавандины испытывал к идущему рядом с ним принцу Кампанелы; для дружеской привязанности, которую он питал к Витеку и к Катарине (из всех его новых знакомых она оставила в его памяти наиболее заметный след); для любви, которая ураганом ворвалась в его сердце вместе с прекрасной рыжеволосой разбойницей Ариадной, ветреной и невоспитанной, но такой милой в своей беззастенчивой веселости! Это немного успокаивало Эруаля. Пока эти чувства не покинут его сердца и не перестанут волновать кровь, он не мог считать себя полноценным темным. И это оставляло большое поле для работы его ночному гостю Голосу, а самому Эруалю – лучик надежды на спасение.

Так, погруженные каждый в свои мрачные мысли, два принца обошли весь замок и вернулись обратно к Витеку, в вестибюль. Там уже стоял небольшой стол, накрытый на троих. Обустроившись каждый на своем месте, оба эльфа и принц Кампанелы, не сговариваясь, решили вместо обеда поговорить о делах и волнующих одного из них проблемах.

– Скажите, принц Хевингем, у наместника ваших покойных родителей Варлама д' Аруэ есть личные причины для ненависти к вам или они обусловлены сложившимися условиями конкуренции? – спросил Витек, едва пригубив бокал с вином. Правда, "с вином" – не совсем точное определение. Советник короля Элебрута никогда не пил настоящего крепкого вина, то ли из боязни пристраститься к алкоголю, то ли из желания иметь трезвую голову в любой ситуации. Поэтому его бокал всегда был полон родниковой водой, разбавленной несколькими каплями этого дивного алкогольного напитка.

– Мне кажется, и то, и другое, – Хевингем устало потер лоб. Он вяло ковырял вилкой в тарелке, не зная, стоит ли набрасываться на еду, демонстрируя отменный аппетит, или же разыграть его отсутствие, вызванное скорбью и тяготами, свалившимися на его детские плечи после смерти родителей. "Какая тактика подойдет для этих господ? Черт их знает! А рисковать, между тем, не хотелось бы". После минутной паузы принц Кампанелы продолжил: – Сколько себя помню, я не ладил с д' Аруэ. Он все время делал что-то за спиной моих родителей, а они ничего не замечали. Они слепо доверяли ему. Надо сказать, что Варлам хорошо скрывал свои происки. Тайная продажа небольших территорий Кампанелы за суммы, являющиеся просто смешными в масштабах страны, но действительно огромными для одного человека; сокрытие обнаруженных новых рудников, доходы с которых шли в его карман; да просто втихую потраченные казенные деньги на личные нужды, – все это так бы и осталось тайной за семью печатями, если бы однажды Варламу не понадобился сообщник и он не имел глупость поделиться своими планами со мной. Он пытался привлечь меня на свою сторону, готов был отдавать мне четверть прибыли (в силу моего небольшого возраста), а со временем и добрую половину, но я не отказался. Потому что не мог предать свою страну. Так получилось, что Варламу пришлось открыть мне свое истинное лицо и навсегда потерять былой авторитет в моих глазах. Тогда я был слишком мал, чтобы догадаться использовать полученную информацию против д' Аруэ. Наверное, поэтому остался жив. Я не понимал, какие выгоды могу извлечь, не понимал, что Варлам, по сути, дался мне в руки. Я все оставил, как есть, и никому ничего не рассказал, потому что посчитал, что взрослые сами между собой разберутся. Спустя годы я в полной мере осознал свою ошибку, но было уже слишком поздно. Моя информация устарела, а Варлам уже давно проворачивал новые махинации. С тех пор мы с ним не ладим. А тут еще и сама судьба посмеялась: столкнула наши интересы вплотную. Теперь ставки безмерно высоки. Это не просто конкуренция – между нами борьба не на жизнь, а на смерть, потому что никто из нас, проиграв, не сможет жить под гнетом другого. Мы либо покончим с собой, либо нас убьют. И, кажется, Варлам крепко вцепился в пустующий трон Кампанелы. Признаюсь честно, он очень сильный соперник, и мне почти нечего противопоставить ему. Но мне горестно не столько за себя, сколько за народ Кампанелы. Он, как и я, окажется бессилен перед произволом д' Аруэ. И если я всего лишь потеряю право на трон да свою глупую жизнь, то миллионы людей потеряют надежду на спокойное существование.

Хевингем договорил. Вдохновленный ложью своих последних слов, он даже всплакнул, мимоходом смахивая набежавшие слезы. Эруаль молчал. Он сидел в оцепенении от рассказа Хевингема, от его философского подхода к жизни, от его осведомленности о всех перипетиях дворцовой жизни правителей Кампанелы. Даже сам Эруаль не мог похвастать, что знает все политические планы отца и тонкости его расчетов. А тут подросток, несовершеннолетний мальчишка, выдает речи, которые подчас не властны произнести опытные правители!

"И это знаменитый своим сумасшествием принц Хевингем де' Мортеро?! – с удивлением думал он про себя. – Ничего себе! Честное слово, если бы не слышал всего своими ушами, никогда бы не поверил!"

Витек же был более чем спокоен. Рассудительность малолетнего принца Кампанелы ничуть не удивила его, наоборот, дала возможность почувствовать себя с ним на равных. Это значительно упрощало процесс общения.

– А ваш Варлам д' Аруэ действительно хитер и осторожен! – задумчиво пробормотал черноволосый эльф, словно говорил сам с собой. – Он умеет извлекать выгоду из всего, что делает, и при этом не попадается. Если проанализировать приведенные принцем Хевингемом преступления его соперника, то можно заметить, что в масштабах страны – это мелочь. А на мелочах, как правило, сильным мира сего некогда заострять свое драгоценное внимание. А зря. Умные люди делают на этом титулы,