– А ты пойдешь? – демонстрируя чудеса самоощущения поражается Ник.

– Ну конечно, – сладко тяну, тянусь пальцами к лацканам синего рабочего пиджака, – я ж о тебе всю свою жизнь мечтала, Ольшанский!

На его лице забавная мина, на которой схлестнулись желание верить в легкий успех и здравый скепсис. Или это снова знание меня? А, неважно.

– Да, точно, – прохожусь пальцами по гладкой удавке на его шее.

Боже, с каким удовольствием я бы сейчас развязала этот простенький галстучный узел и затянула его со всей силы. Чтобы ни единого глотка кислорода ему не досталось!

– Я всю жизнь мечтала выйти замуж за мужчину, который не будет любить меня даже вот на столечко, – показываю два пальца, между которыми и лист бумаги не пройдет, – ты уже несешь кольцо? Когда идем в ЗАГС? В следующей жизни? Да, прекрасно, меня устраивает!

Снова отворачиваюсь, чтобы не увидел, как я быстро-быстро смаргиваю маленькие капельки, набухшие в уголках глаз.

Боже, как же сделать, чтобы он ушел?

– Ты не права, – тихо роняет Ник, – я мог бы…

– Ты можешь ценить меня, – перебиваю сухо, – а я хочу, чтобы меня любили. Чтобы видели женщину во мне и не по той лишь причине, что я оказалась способной забеременеть и родить. Еще не факт, что последнее я смогу, кстати. С моей историей возможно только кесарево. Но в любом случае, мы уже знаем, что ты не видел во мне женщину три гребаных года. Ты и сейчас её не видишь. Я просто беременна от тебя, и ты предлагаешь сделать так, чтоб выглядело правильно. Вот только мне плевать, как я выгляжу со стороны, Ольшанский. С тобой – я буду несчастлива. Я каждый день буду вставать с постели и понимать, что ты женился, просто потому что так было надо. А без тебя – я могу быть вполне счастливой мамой. И чем меньше будет в моей жизни тебя – тем более счастливой я буду. В таких условиях “мы с тобой” – просто невозможны. Тем более, что ты-то можешь сделать “как надо” с кем угодно. А для меня это чуть ли не последний шанс. Черт его знает – повезет ли еще так…

Была бы моя воля – я бы запретила Ольшанскому даже дышать в моем присутствии. Потому что если он дышит за моей спиной – я испытываю почти то же, как если бы мне на кожу просто лили кипяток.

Ну что ты молчишь? Говори или уходи! А лучше – просто уходи!

Но, конечно же, нет!

Никто не собирается делать мою жизнь приятной и легкой.

– Очень логично, и очень резонно, Эндж, – наконец проговаривает Ник и это непохоже на краткое прощание, – все, кроме одного чудесного факта. Я не могу ничего ни с кем сделать как надо. По крайней мере – так просто, как ты описываешь.

– Да брось, – дергаю плечом, – даже за время нашей дружбы я помню три вполне состоявшихся романа. Юля – четвертая на моей памяти.

– Я не могу повторить просто потому, что почти бесплоден, – будто и не замечая моего голоса проговаривает Ник, – так понятнее, Энджи?

Не думала, что он найдет такие слова, которые смогут заставить меня взять паузу в нашем с ним поединке.

Неожиданно!

– Почти? – повторяю.

– Аутоимунное бесплодие, редкая генетическая аномалия. Два процента до сеанса терапии, восемь – после, – Ник пожимает плечами, – знаешь, говоря про чудо, я не про тебя говорил. Про себя. У нас с тобой… Я вообще не представлял, что это возможно.

– Юля говорила, что у тебя все нормально, – говорю зачем-то.

Зачем я вообще ищу логику в поведении сумасшедшей?

– Ну, это, наверное, потому, что она решила, что хвастаться бесплодным женихом не престижно, – судя по тону – Ник как-то очень бессильно улыбнулся, – она ведь пыталась быть лучше тебя, я правильно понял?

– Мне так казалось.

Произношу и тут же себя одергиваю.

Это что еще такое, Андж? С чего это ты вдруг так потекла мозгами, что целых несколько минут разговариваешь с Ольшанским, как раньше говорила с Ником? Даже чуть расслабилась ведь…

– Знаешь, я тебе сочувствую, конечно, – категорично встряхиваю головой, – но нашей с тобой ситуации это не меняет. Я не буду тебе заменой любимой женщины, потому что с той самой не срослось. Да я вообще не понимаю, что ты от меня хочешь. Мой ребенок – это мое чудо, Ольшанский. Только мое. Та ночь, в которую он был зачат, все, что между нами тогда было – твоя ошибка. Ты сам это сказал. Не забывай. И никаких нас не будет. Никаких шансов я тебе не дам. Есть я и мой ребенок. Ты сам по себе. Отдельным поездом. Все, что от тебя нужно – оставить меня в покое. Дать мне сохранить мое чудо.

– Оставить в покое, – Ник неожиданно фыркает, запрокидывая голову и что-то выглядывая на потолке, – господи, какая же ты наивная, Анжела. Я и раньше этого не мог. А сейчас… Даже не надейся. Больше я тебя не оставлю.

– Даже с учетом того, что ты мне больше не нужен? – безжалостно напоминаю о реальности.

– Даже если так, – смотрит на меня твердо.

Чертов бесчувственный айсберг. Как же ты меня достал, слов никаких нет!

И ведь я сегодня почти поклялась Тимирязеву, что доработаю в компании вот этого аж до декрета.

Это я определенно маху дала!

– Зря сирень вырубили.

Берг проявляет чудеса цепкой памяти, припоминая те детали бытия, которые лично для меня стали уже привычными. И я припоминаю, что… Четыре года назад у моего подъезда действительно в мае буйным цветом бушевала сирень. А сейчас – парковочка…

– Помню, одна бессовестная рожа забыла про мой день рождения, – припоминаю, – и именно он тогда поспособствовал выламыванию сирени в этом углу двора.

– Ну, не забыл, а слишком поздно узнал! – возражает Дима, – и можете считать, что я просто хотел обрезать эти ваши кусты, только позабыл секатор.

– Ага, отличное оправдание, – фыркаю, – ты всегда и всему найдешь объяснение?

– Ну, в принципе… Наверное, да. Только про то, что делает в моем холодильнике человеческое ухо – не спрашивай. Иначе мне придется брать помощь друга.

– Чтобы прикопать меня где-нибудь в лесочке? – прищуриваюсь.

– Нет, чтобы дипломатично убедить тебя вступить в наш клуб поедателей ушей.

Дурачится и дурачится. Никак не может остановиться. Всегда такой был – как поймает свою шлею, так не остановится. И глядеть в его веселые глаза, и неутомимо подначивать можно почти что вечность.

Но если я задержусь еще на полчаса – Ангелина уже начнет обеспокоенно трезвонить. Она там угрожала разогретым ужином...

– Спасибо, что приехал помочь мне с выпиской, – улыбаюсь с искренней благодарностью.

– Да ерунда, – Дима пожимает плечами, глядя на меня, – я очень хотел встретиться с тобой еще разок. Хотел понять, не показалось ли.

– Не показалось ли что? – не удерживаюсь от вопроса.