так, что выходит ангел.

Это сабля, бывшая во многих боях, и теперь не столько

  оружие, сколько память.

Это стершийся орден или выцветший дагеротип,

  воплощенное время.

Это день, когда ты бросил женщину и когда она тебя

  бросила.

Это арка на улице Боливара, откуда видишь Библиотеку.

Это комната Библиотеки, где в 1957 году я открывал

  для себя наречие суровых саксов, язык отваги и скорби.

Это комната по соседству, в которой умер Поль Груссак.

Это последнее зеркало, где отразилось лицо отца.

Это лицо Христа, которое однажды привиделось мне в пыли,

  под ударами молотков, в приделе церкви Милосердия

  Господня.

Это высокий дом на Юге, где мы с женой переводим

  Уитмена, чьим эхом полнятся эти строки.

Это Лугонес, который смотрит на мир, пробегающий

  за окном поезда, и с облегчением думает, что больше

  не должен подыскивать для него слова,

   ведь сегодняшняя поездка – последняя.

Это кафе у площади Онсе безлюдной ночью, когда

  Маседонио Фернандес, теперь умерший, объяснял

  мне, что смерть – это наша выдумка.

Но хватит перечислять, все это слишком личное, все это

  слишком само по себе, чтоб оказаться еще

   и Буэнос-Айресом.

Буэнос-Айрес – это улица, на которой я не бывал, это невидимая сердцевина яблока, затаенный последний дворик, то, что скрывается за фасадом, это мой недруг, если он у меня есть, человек, который не любит моих стихов (я их тоже не слишком люблю), это книжная лавочка, где мы с ним, наверное, однажды встречались и тут же забыли об этой встрече, это вихрь позабытой милонги, которую кто-то высвистывает и разрывает мне сердце, это все, что я потерял и еще потеряю, все последнее, недостижимое, запредельное, та окраина, не твоя, не моя и ничья, о которой мы даже не знаем и дороже которой нет.

Фрагменты апокрифического евангелия

3. Горе нищему духом, ибо под землей станет он тем, что он есть на земле.

4. Горе плачущему, ибо имеет уже несчастную привычку к плачу.

5. Счастливы знающие, что страдание – не венец славы.

6. Недостаточно быть последним, чтобы однажды стать первым.

7. Блажен, кто не настаивает на своей правоте, ибо никто не прав и все правы.

8. Блажен, кто прощает ближним и кто прощает самому себе.

9. Благословенны кроткие, ибо не опускаются до раздоров.

10. Блаженны, кто не ведает голода справедливости, ибо знают, что судьба наша, жестокая или милостивая, – это дело неисповедимого случая.

11. Блаженны милосердные, ибо их счастье – в милосердных делах, а не в ожидании награды.

12. Блаженны чистые сердцем, ибо они зрят Бога.

13. Блаженны гонимые за справедливые дела, ибо для них справедливость важнее, чем их людской жребий.

14. Никто не есть соль земли, никто, ни в единый миг своей жизни, не есть соль земли.

15. Пусть светильник горит, хотя бы ни один из людей и не видел света. Бог его увидит.

16. Нет заповеди, которую нельзя было бы преступить, – даже из тех, что от Меня, и из тех, что от пророков.

17. Убивший за справедливое дело или за дело, какое он сам считает справедливым, вины не имеет.

18. Дела людские не заслуживают ни огня, ни райских кущ.

19. Не питай ненависти к врагу, ведь это превращает тебя в его раба. Ненависть твоя никогда не сравнится с миром в твоей душе.

20. Если обижает тебя твоя правая рука, прости ее; ты – это твое тело и твоя душа, мучительно (или невозможно) провести между ними границу.

24. Не возводи истину в культ; нет человека, который в течение дня не солгал бы умышленно и многажды.

25. Не клянись, ибо всякая клятва есть преувеличение.

26. Противься злому, но без удивления и без гнева. Кто ударит тебя в правую щеку твою, можешь обратить к нему и другую, если только тобой движет не страх.

27. Я не говорю ни о мести, ни о прощении; забвение – вот единственная месть и единственное прощение.

28. Делать добро своему врагу, может быть, и правильно, и нетрудно; возлюбить врага – удел ангелов, но не людей.

29. Делать добро своему врагу – лучший способ потешить гордыню.

30. Не копи золота на земле, ибо золото – отец праздности, а праздность – мать тоски и пресыщенности.

31. Считай, что другие правы или могут быть правы, а если это не так, не вини себя за ошибку.

32. Бог щедрее, чем люди. Он будет мерить их иной мерой.

33. Дай святыню псам, бросай жемчуг перед свиньями; самое важное – давать.

34. Ищи удовольствия в поиске, а не в обретении…

39. Выбирает сама дверь, а не открывший ее человек.

40. Не суди дерево по его плодам, а человека по его делам; они могут быть и хуже, и лучше.

41. Ничто не возводится на камне, все возводится на песке, но долг наш строить так, словно бы песок – это камень…

47. Счастлив бедняк без горечи и богач без тщеславия.

48. Счастливы отважные, принимающие с равным спокойствием и поражение, и триумф.

49. Счастливы хранящие в памяти слова Вергилия или Христа, ибо осветятся их дни.

50. Счастливы любимые, счастливы любящие и те, кто способен обойтись без любви.

51. Счастливы счастливые.

Читатель

Кто-то гордится каждой написанной книгой,

я – любою прочтенной.

Я не мечтал быть филологом,

погружаться в склоненья, залоги, кропотливые превращения звуков,

«д», перешедшее в «т»,

«г», замещенное «к»,

но пронес через все свои годы

любовь к языку.

Ночь со мной коротает Вергилий,

ведь желанье постичь, а потом позабыть латинский —

это род одержимости, а забвенье —

та же память, ее глухое подполье,

оборотная, скрытая сторона монеты.

Когда из слабеющих глаз исчезли

мои ненаглядные тени,

лица и строки,

я принялся учить стальное наречье,

язык отцов, на котором слагались гимны

клинкам и взморьям,

и теперь, через семь столетий,

из окраинной Фулы

до меня долетает твой голос, Снорри.

Юный читатель следует строгому распорядку,

чтобы взамен получить столь же строгое знанье;

а в мои лета любой расчет – авантюра

у самого края ночи.

Мне не постичь твоих древних речений, Север,

не окунуть ненасытных рук в твое золото, Сигурд;

мой замысел безграничен

и пройдет со мной до могилы —

непостижимый, как мирозданье

и я, ученик за книгой.