– Как вы себя чувствуете? – спросила Нина старика. Тот рассматривал ее лицо и молчал. Нине показалось, что именно рассматривал, а не просто смотрел. Как будто оценивал. Глаза его были спокойными и ясными. Судя по всему, его «отключка» накануне была вызвана потерей крови, а не тяжестью ранений.

– Ладно, лежите, а я сейчас вас немного покормлю, – сказала Нина, похлопав легонько старика по руке, – вижу, что вам лучше, но силы восстанавливать нужно.

Нина ушла на кухню за мясным бульоном, который приготовила под утро. «Старику бы красного вина, для ускорения кроветворных процессов. Ладно, – подумала Нина, – позже куплю». Вернувшись с большой чашкой бульона и накрошенного в него хлеба, она, присев рядом со стариком, стала его кормить. Ел он послушно, и за все это время не проронил ни слова. Нина даже подумала, что он немой или не говорит по-английски. Поев, старик закрыл глаза и, кажется, уснул.

Пока старик спал, Нина вышла на улицу и осмотрела место, где нашла китайца. Ни крови на земле, ни следов борьбы или нападения она не нашла, хотя обошла все вокруг. И еще один момент не давал ей покоя. Раны на теле были свежими, не опасными, но глубокими, и кровь из них не шла. Так не бывает. Такие раны кро-воточат, вокруг них запекается кровь, а эти выглядели аккуратными и чистыми. Нина стала заниматься домашними делами, иногда поглядывая на старика. В полицию она решила не звонить, пока не убедится, что с китайцем все в порядке.

Часов через пять старик проснулся. Нина этого не увидела, а скорее почувствовала. Вернувшись в холл, она убедилась, что китаец лежит с открытыми глазами.

– Ну как, вам лучше? – снова спросила она старика.

– Да, спасибо, – ответил он на правильном английском, – мне уже лучше.

– Что с вами случилось? Кто это вас так?

– Вы врач? – вместо ответа задал вопрос старик. – Я могу уйти?

– Да, я врач, и в этом вам повезло. Но вставать вам нельзя. Я отправлю вас в больницу, вам нужно обследование. У вас могут быть повреждены внутренние органы, могут быть трещины в костях.

– Нет, у меня все в порядке, и мне лучше уйти.

– Почему вы торопитесь уйти? Вам угрожает опасность? Почему вы не хотите рассказать, что с вами произошло?

– Ничего страшного.

– Ну да, – согласилась Нина с иронией, – вы споткнулись о бордюр и упали на газон.

– Мне лучше уйти, а вам лучше никому не рассказывать, что вы меня видели.

Китаец некоторое время лежал молча и смотрел на Нину внимательным взглядом, как бы размышляя, рассказывать ей или нет. Глаза его как будто улыбались.

– Вы не американка, – неожиданно заключил он.

– Вы правы, я не американка, я – русская, – ответила Нина, пребывая в некотором замешательстве от того, в какое русло китаец направил тему разговора. – А как вы догадались?

– Рот, движение губ, челюстей.

– Артикуляция? – догадалась Нина.

– Наверное это так называется по-англий-ски, – согласился старик, – для вас английский язык не родной, просто вы очень хорошо говорите на нем.

– Интересная наблюдательность у вас для человека, для которого родной язык не только не английский, но и вообще не относящийся к романо-германской группе, – отметила Нина.

– Как вас зовут?

– Нина, а вас?

– Меня называют Ханом. Вы хороший человек, Нина, – продолжил китаец без паузы, – и вы очень сильная женщина. Я расскажу вам потому, что вы захотите и сможете мне помочь.

– Конечно, я сделаю все, что смогу, – успокоительно улыбнулась Нина.

И Хан начал ей рассказывать, что приехал в Америку несколько лет назад искать убежище, чтобы спрятаться от злых людей, которые хотят завладеть его тайной. Тайна заключалась в том, что старик был последним адептом и знатоком древнего учения. Оно заключалось в своеобразном видении мира, философии взаимодействия с окружающим миром и использовании его силы и духа для пользы людей. Тех, кто преследовал Хана, в этом учении интересовали только боевые приемы. По словам Хана, сила, которую приобретал человек, в совершенстве овладевший учением, была настолько могучей, что стань она достоянием злых людей – зло воцарилось бы во всем мире. Хан хранил древние записи и не мог передать их никому, потому что у него не было учеников. Он беспокоился, что умрет, так и не передав своего знания. А для того чтобы передать знания, нужно не меньше двадцати лет и полное уединение вдали от населенных мест.

Нина отнеслась к этой истории несколько скептически, но обещала пока спрятать Хана у себя, а потом, когда он совсем поправится, помочь покинуть Соединенные Штаты.

– А сколько вам лет, Хан? – поинтересовалась наконец Нина.

– Каждому человеку столько лет, на сколько силен его дух.

– Хорошо, хорошо, а сколько лет вашему телу? – остановила Нина философствования старика.

– Восемьдесят пять, но это не имеет ника-кого значения. Человек может и в сорок лет быть уже немощен духом и телом, как старик, а в сто – молодым и бодрым, как зрелый мужчина.

– Интересно, но сколько же лет человек может оставаться молодым и бодрым? Не считаете же вы, что человек может жить вечно только силой своего духа?

– Вечно – нет. Человек живет до тех пор, пока не совершит на земле то, что ему предназ-начено.

– Значит, можно жить сотни лет молодым и бодрым, пока не совершишь предначертанное тебе свыше?

– Нет, Нина. Я понял, о чем вы спрашиваете. Человек не может жить очень долго. Если он не совершил то, что ему предназначено в отпущенные сроки, то уже и не совершит. Значит, ему нужно уходить из этого мира. А если совершил и может совершить еще, то ему лучше остаться. Но никто не может совершить более того, что может.

Нина решила закончить этот разговор. Много, конечно, спорного, но много и интересного в этих рассуждениях. Возможно, виноват английский язык, возможно, что на родном языке носителя этой философии все выглядит понятнее.

Старик поправлялся так быстро, что Нина была шокирована. Регенерация тканей у китайца происходила раза в два или три быстрее, чем у среднестатистического человека. Особо сверхъестественного в этом ничего не было, но, как врач, Нина с большим удовольствием провела бы обследование этого феномена. Удерживало ее лишь стремление уважать личность человека. А примерно через неделю Хан застал Нину за спортивными упражнениями. Нина устроила себе в доме небольшой зал для фитнеса. Разнообразила она упражнения и элементами карате, чтобы не терять бойцовскую форму. Хан некоторое время наблюдал за Ниной, а затем подошел к ней.

– У вас был хороший учитель, а вы были хорошим учеником.

– Спасибо, Хан.

– Но у вас нет школы, как и у вашего учителя, – продолжал китаец, – а это и плохо, и хорошо.

– Почему плохо, я догадываюсь, но почему хорошо?