— Если он похож на тебя — разве он не был бессмертным? — осторожно спросила Таис.

— Для меня нет понятия «естественная смерть», — ответила Гайя с какой-то невыразимой тоской в голосе; я чувствовал, как она пыталась спрятать свои эмоции, и это пугало меня больше всего. Я уже начал что-то подозревать, — но это не значит, что я бессмертна. Это существо было суперхищником. Оно могло бы поглотить всю жизнь в этой галактике и превратить в себя. Мало того, что само по себе это будущее однообразие ужасно, так оно ещё и в полной мере было бы обречено на страшную агонию. На невероятную бездну бесконечных мучений…

— О чём это она? — Кай не выдержал, и спросил меня с выражением крайнего недоумения на лице.

— Кажется, я понимаю… — ответил я, — но объяснить это будет не просто. И точно не сейчас…

— Как тебе удалось его убить? — Лев, наконец, задал тот самый вопрос, который уже давно, с самого начала рассказа, волновал всех присутствующих.

— Комбинированный вирус, — ещё раз вздохнув, ответила Гайя, — информационно-биологический. Он стал заложником своего стремительного развития. Вирус сжёг его за секунды. И всё равно мне пришлось использовать всю силу своего мицелия, чтобы задержать старт. Он опоздал на какие-то мгновения…

— Гайя, — сказала Таис, кажется, впервые назвав собеседницу по имени, — я не всегда тебя понимала раньше. Признаю это. Но сейчас… я не могу тобой не восхищаться. Я очень рада, что ты с нами и на нашей стороне.

Гайя промолчала. А я, уже понимая, не смог сдержаться и посмотрел Таис в глаза.

— Что… что происходит? — растерянно спросила та.

— Сколько у нас времени? — спросил я.

— Час… может, два, — ответила Гайя; я до последнего надеялся, что ошибся, и что она сейчас спросит, о чём это я. Но чуда не произошло.

Катя закричала и лишилась чувств, рухнув мне на колени.

— Мало, — констатировал я, — но ещё можно успеть! У нас ведь есть продвинутые лаборатории! Мы смогли частично восстановить технологии…

— Гриша… — ответила Гайя с покойным, умиротворённым голосом, — я просчитала все варианты. Выхода действительно нет.

— Если изолировать часть тебя? Ту, которая ещё не затронута заражением? Сохранить хотя бы часть памяти?..

— Таких частей нет, Гриша, — ответила Гайя, — зараза уже глубоко во мне. Я не могла отступить раньше и допустить старт звездолёта. Твои родители погибли бы… а он — выжил бы. Он бы возродился там, в космосе… я не могла этого допустить.

Я вдруг почувствовал, как мне на плечи навалилась невероятная усталость. Мышцы затряслись, как будто превозмогая невероятную силу; мне стало трудно дышать. Это даже сложно было назвать испугом или шоком — скорее, это походило на смерть. Но совсем не такую милосердную и быструю как та, которую я пережил когда-то там, в вакууме.

— Стоп! — закричал я, вскакивая с места, после чего рванул к мешку с тюрвингами, — время! Я могу прыгнуть на двести миллионов лет назад и предупредить тебя!

— Гриша, а как ты вернёшься? — осторожно спросила Гайя, — здесь нет капсулы с полем стазиса.

— Придумаем что-нибудь! — ответил я, — попрошусь к себе на борт! Ты поможешь найти меня!

— Парадокс с непредсказуемыми последствиями и высокой вероятностью коллапса нашего варианта вселенной, — сказала Гайя; почему-то в её голосе мне слышалась нежность, — даже если бы получилось. Но, скорее всего, не получится. Ты окажешься на Земле через несколько месяцев после прибытия спецназовцев. И разминёшься сам с собой. Тебя в этом времени не останется. А этого допустить ни в коем случае нельзя!

— Это ещё почему? — упрямо спросил я, — тут есть Кай, тут есть Лев — они справятся!

— Нет, Гриша, — вмешалась Катя, — твои друзья будут бессильны. И ты сам понимаешь это.

— Я не уйду совсем, — продолжала Гайя, — Катя — моя часть. Вы останетесь вместе.

— Подожди! — кричал я, лихорадочно раскидывая тюрвинги по траве, — должен был быть выход!

Было плохо видно, картинка плыла перед глазами. Я не сразу понял, что это слёзы мешают мне видеть.

— Гриша, мы не можем рисковать всем тем, что мы уже сделали, — сказала Гайя, — собери тюрвинги. Я очень хочу это увидеть. До того, как мне суждено уйти. Мы ведь ещё успеваем, правда?

Борясь с искушением воспользоваться временным тюрвингом, я достал все предметы и начал раскладывать их на траве в правильном порядке. Последним в моей руке оказался безымянный, объединяющий всё седьмой тюрвинг.

Прежде, чем активировать его, я подошёл к нитям мицелия. Они уже не были такими привычно белыми; их медленно, но неотвратимо завоёвывали серые пятна заразы, выглядевшие особенно зловеще в свете костра. Я нежно коснулся их, вдыхая привычный грибной запах и вспоминая нашу первую встречу.

«Мне будет плохо без тебя», — сказал я мысленно.

«Время — это иллюзия, — ответила Гайя, — наше приключение вечно. И я рада, что ты рядом».

Не в силах сладить со слезами, я поднял голову. Над нами плыл хоровод звёзд, чья боль и раны дали начало нашим жизням…

Тюрвинг перемещения во времени уравновешивает тюрвинг пространства. Колокольчик уравновешивает веер. Меч гасит тюрвинг замедления времени. Последняя пара самая неочевидная, но и тут была своя логика. Меч нёс смерть, воплощение конечности существования. А вырождение времени делало любой конец бессмысленным.

Эти корреляции было легко вычислить в режиме. А вот дальше начинались сложности.

В правильно подобранной паре тюрвинг должен «гасить» другой. Этого можно добиться, если их силы идеально совпадут по величине, но будут иметь противоположные векторы. Их было невозможно уравновесить; влияние каждого предмета нельзя оценить, чтобы подобрать правильное взаимное расположение и ориентацию. Три пары тюрвингов тоже, в свою очередь, должны были быть уравновешены — но решить эту задачу математическим путём я не смог бы даже в режиме, истратив все силы. Это была классическая задача трёх тел.

Там, на базе, в хранилище, я понял, как решить эту проблему. Вернее, не понял даже — это не то слово — а, скорее, почувствовал. Это было странно и необычно, ведь довольно много времени и усилий я потратил, пытаясь измерить параметры взаимодействия тюрвингов, найти точки равновесия. А потом вдруг вспомнил, как ощущался колокольчик, как сильно он отличался от подделки — но не внешне, а именно на уровне эмоционального восприятия, которое невозможно объяснить.

В тот момент я вышел из режима. И ощутил, что каждый тюрвинг имеет свой… пускай будет характер. Нечто, вызывающее отклик у меня внутри. Похожим образом мы общались с Гайей — часто эмоции заменяли слова, или же дополняли их. Тут «слов», то есть структурированной информации, не было. Но оставалась некая оболочка из странных чувств и ощущений, которые нёс каждый предмет.