От его признаний стало горячо, особенно в области живота. Длинные пальцы запутались в ее кудрях, лаская шею, медленно сдвигая ворот халата. Обнажив участок белой кожи, он покинул губы и прижался к пульсирующей жилке. Степанида издала долгий, протяжный «А-а-ах!» и сползла на пол, обессилев. Сильные руки подхватили ее и усадили верхом. Полы халата разошлись и женщина коснулась голой кожей выпуклости на брюках.

— Ч-что… ты… творишь? — прошептала срывающимся голосом, закрыв глаза, — нам нельзя… — вцепилась руками в его длинные волосы и дернула, стараясь причинить боль. Но ошиблась, считая, что его это отрезвит. Ему понравилось. Рывок, и халат слетает с плеч, запутавшись на талии.

— Пошалим… — не то спросил, не то известил, — я остановлюсь, не бойся…

— Ты… говорил… а-а-ах… — ее заставили прогнуться, чтоб тут же словить губами сосок. Слова забылись, сопротивление растаяло. Степка и не догадывалась, что ее грудь настолько чувствительная зона. В месте прикосновения заныла кожа, послав импульс в пылающее место, в которое упирался его бугор. Степанида попыталась сдвинуться, чтоб ослабить напряжение, но в его руках не шелохнешься. Он лишь еще ближе придвинул ее к себе.

— Как выдержать… — прошептал, отрываясь от одной груди, — около трех месяцев? — втянул в рот второй сосок, вырвав очередной болезненный «А-а-ах» из ее горла, — когда ты такая аппетитная? — и чуть двинул бедрами вперед. Стон перешел в хрип. Женщина попыталась сдвинуть ноги, слезть с него, но он продолжал ее мучить. Она почувствовала его ладони на обнаженных ягодицах. Их сжали почти до боли.

— П-перестань, Гор… я… так не могу, — взмолилась.

— Да-да-да-да-да-да… — ответил, но вовсе не соглашаясь с ней, а от того, что нащупал уязвимое местечко над копчиком. То, о существовании которого женщина не догадывалась. Воздух с шумом вылетел из ее легких, словно она упала с большой высоты. Тело выгнулось дугой, практически сделав «мостик». Губы мужчины впились в пупочную впадинку, а пальцы обеих рук растирали найденный островок драйва. Степанида кончила молча, не в силах издать ни единого звука. Но изогнулась на его руках так, что он едва не выронил свою ношу. Гор принялся покрывать ее тело мелкими поцелуями шепча:

— Ты такая горячая, загораешься от одного прикосновения… да ты бомба замедленного действия… — провел языком по ложбинке между грудью, а затем застыл. Напрягся. Подскочил на ноги, быстро поправил халат на женщине, усадил в кресло безвольное тело, — я сейчас вернусь! — и пулей вылетел на улицу.

Пока его не было, Степанида приходила в себя. Этот мужик реально опасен для нее, в этом она убедилась на все сто. Опаснее всех остальных женихов, которые вели себя безупречно, по сравнению с ним. Да это он бомба, а не она! С таким успехом, они точно не дотянут до конца срока. И ничего же не сделал, даже до сокровенного не дотронулся, а она потекла, как голодная кошка! Нет, надо бежать, бежать… А куда он, собственно, делся?

Вернулся медведь только через полчаса, когда Степанида уже начала волноваться. Зато успела найти свою одежду, переодеться, умыться ледяной водой и даже сварить кофе.

Гор влетел в избу, пышущий эмоциями. Глаза горели, волосы растрепались, майка изорвана, брюки перепачканы.

— Что случилось? — опешила Степанида, — ты где был?

— Водяник приходил, — ответил мрачно, — рискнул поганец, сунуться на мою территорию!

«Блудлива, как кошка, труслива, как заяц»

— И… что хотел? Вы подрались? — изумилась женщина, видя потрепанный вид лесника.

— Не догнал… — ответил хмуро.

— Как? Медведь и не догнал?

— Медведь бы догнал. Но его лучше не выпускать. Подрал бы. Жалко мелкого, — мужчина подошел к Степке, забрал чашку кофе, отхлебнул и хмыкнул, — он нас видел в окно…

— Ой… да что ж такое, зрители у тебя здесь табунами ходят! То ведьма, то водяник! — всплеснула руками, — когда, интересно остальные пожалуют?

— Людям сюда ходу нет, не волнуйся.

— А сын? Он… тоже не человек? — чем дальше, тем больше подробностей.

— Человек. Но он моей крови, и дорогу знает.

— Понятно, — поджала губы.

— Когда ты так делаешь, — ее стремительно прижали к груди, — дико хочется тебя поцеловать! — и нахал куснул ее прямо в рот. Не больно, но ощутимо. А руки тут же ухватились за пятую точку и принялись ее мять.

— Так! Стоп! — женщина приложила все силы, чтоб вырваться из медвежьих объятий, — Гор, хватит, я серьезно! — отскочила от него на безопасное расстояние и вытянула руку в останавливающем жесте, — послушай!

— Ну? — мужчина нахмурился.

— Так нельзя! Я… не хочу потерять силу, в которую еще толком не вступила. Понимаешь… я… хочу стать Слагалицей. Даже для самой это звучит дико, но в душе я чувствую, — это мое! Пусть сначала бесилась, спорила… — она заламывала руки, открывая душу и глядела ему прямо в глаза, — но… это ведь важная миссия. Ты хоть догадываешься, сколько одиноких людей на свете?

— Представь себе, — хмыкнул, — перед тобой один из них.

— Ну вот. Я не хочу рисковать! Что значит сто тридцать пять дней по сравнению со всей жизнью?

— Я понимаю. И согласен с каждым словом, но тебе ничего не грозит… не бойся! — сделал шаг вперед и протянул к ней руки, — я просто хочу прикасаться к тебе, обнимать, вдыхать аромат! — Степанида сделала от него два шага назад.

— Нет! Мы сорвемся. Я знаю. Я чувствую. Трудно сдерживаться. Я прошу тебя. Перестань меня соблазнять! — говорила отрывисто, пятясь назад. Лесник уронил руки, — я хочу домой, — добавила через секунду.

— Ты обещала побыть до вечера. Останься, я буду держаться в стороне. Погуляем по лесу. Не хочется тебя отпускать… — последнее сказал печально.

— Я… не знаю… мне тяжело, пожалуйста, Гор… пойми, мне нужно побыть одной! — последнее почти прокричала, — отпусти меня!

— Ладно, — мужик опустил голову, — я в душ и отвезу тебя.

Степанида дождалась, когда за мужчиной закрылась дверь в ванную, сбегала в комнату, в которой спала, забрала телефон. У входной двери, в шкафу, нашла свою верхнюю одежду, натягивая ее на ходу, выскочила на улицу.

В груди клокотало неуемное желание бежать. От него, от себя, от того, что испытывала. Поняла, что еще минуту в этом доме и сорвется. До истерики, паники или еще чего-то неконтролируемого.

Побежала вперед, не разбирая дороги. «Дуб, надо найти дуб. А от него два круга — и я буду дома!» Бежала, спотыкаясь, ветки хлестали по лицу, но она ничего не замечала. Ноги несли вперед, подальше от соблазнов и незнакомых эмоций. Она боялась их, не готова была утонуть в них, не разобравшись до конца. Слишком мало времени прошло. Гор давил, покорял и не слышал голос разума. Не хотел останавливаться. А Степаниде требовалось время. Понять, осознать, принять. Самой!

Да, ее тянет к нему и в глубине души угнездилось понимание того, что скорее всего он и есть тот самый. Но… время, нужно время. «Теперь понятно, зачем Слагалице сто один день!»