в правильное время. Воином в мире воинов, – сказал господин Ван. – Вы и я, генерал, мы родились слишком поздно. За триста лет до настоящего времени нас, может быть, уважали бы за то, какие мы. Вас, как манцзи. Меня, как человека, который считает, что цивилизацию следует беречь, а не превращать в корм для завоевания и разрушения. Но в глазах нашего общества мы – ничто. – Вокруг них тихо и непрерывно жужжали бюрократы. – Вы и Эсэнь непохожи. Не обманывайте себя, он никогда не поймет вас.

Оюан готов был рассмеяться. Он всегда понимал, что Эсэнь, как и все остальное, чего можно желать в жизни, для него недосягаем. Он с горечью спросил:

– А вы меня понимаете?

Особенность зависти в том, что ты можешь ощущать ее только к тому, кто похож на тебя. Оюан мог завидовать Эсэню не больше, чем мог завидовать солнцу. Но Оюан и господин Ван были похожи. Несколько мгновений они стояли там, с горечью сознавая это, чувствуя, как их сходство звенит в разделяющем их пространстве. Одного отвергали за то, что он не мужчина, другого за то, что он поступает не по-мужски.

Оюан вышел из конторы господина Ван через лабиринт письменных столов, чувствуя себя так, будто с него содрали кожу.

«– …приглашение на Весеннюю охоту пришло? На некоторое время они от нас отстанут…»

Два офицера сэму замолчали и поклонились, когда Оюан проходил мимо, но он услышал достаточно. Весенняя охота. Приглашение на ежегодную охоту Великого Хана, которую устраивали высоко в горах, на плато Шаньси, в месте под названием Хичэту, было самым престижным в году. Сотни самых важных членов Великой Юань собирались там ради охоты, игр и развлечений. Это была одна из немногих возможностей для представителей провинциальной аристократии, таких как Великий князь Хэнань, завести связи среди придворных двора императора в Ханбалике. Оюан один раз ездил туда, когда ему было двадцать лет и он был начальником личной стражи Эсэня. Но на следующий год Великий князь Хэнань ушел в отставку и перестал участвовать в военных походах, и с тех пор Эсэнь и Оюан всегда находились на юге во время Весенней охоты. Впервые за семь лет Эсэнь сможет сопровождать Великого князя Хэнань в Хичэту. И все из-за поражения Оюана.

Оюан мгновенно понял, в глубине души, и с неприятным чувством, что все это не случайное совпадение. Поражение, которое нанес ему монах, разнос, который устроил ему Чаган. Все это было не более чем механическое движение звезд, которые дали ему такую возможность: указали дорогу его судьбы. И когда он ступит на нее, пути обратно не будет.

Это была та самая возможность, которой он желал, и одновременно это было последнее, чего он желал: это было будущее, ужасное настолько, что его невозможно вынести. Но, несмотря на то что он лукавил, мучительно сомневался и гнал мысль об этом, он понимал, что у него нет выбора. Это была его судьба, то, от чего не может отказаться ни один человек.

9

Аньфэн. Новый год. 1355 год

Чжу стояла на коленях перед Первым министром. После удивительных событий у реки Яо она удостоилась личной аудиенции с руководителями Красных повязок. С приближением Нового года погода с каждым днем улучшалась, но в тронном зале Первого министра все еще держалась сырость, как в пещере, которую покинул медведь. Красные свечи дымились и таяли.

– Победа, ниспосланная самими Небесами! – прохрипел Первый министр. – У генерала-евнуха больше отваги, чем мы могли предположить. Если бы не вмешательство Небес, его замысел переправиться через реку ниже по течению удался бы. Они бы нас уничтожили! Но что может служить более надежным доказательством того, что монголы потеряли свой Небесный мандат на правление, как не это чудо?

Это действительно было чудо, но не совсем то, которое планировала и которого просила у Небес Чжу. Когда у нее появилась мысль вызвать оползень, она всего лишь намеревалась разрушить мост, чтобы ее не уничтожили вместе с остальными Красными повязками. Но вместо этого Небеса подарили ей победу, о возможности которой не подозревала ни она сама, ни остальные. Она боролась, как Чжу Чонба, и добивалась величия, и Небеса подтвердили правильность ее действий. В мгновение ока десять тысяч солдат генерала-евнуха перестали существовать. Она дрожала от благоговения и от горячего желания получить то, чего она никогда раньше даже не думала желать. Свою судьбу.

– Монаха следует наградить, – сказал Первый министр. – Теперь, когда Го Тяньсюй стал генералом, освободилась вакансия на уровне офицера. Пусть ее займет монах.

– Ваше превосходительство хочет сделать командиром монаха? – спросил Правый министр Го. Стоящая на коленях Чжу взглянула на него снизу и увидела, что он хмурится. – Я понимаю, что он оказал нам услугу, но, несомненно…

– Мы ничем не обязаны этому монаху! – с негодованием перебил его Малыш Го. – Может, он и молился, но это я решил сразиться с войском Юаня у реки Яо. Если Небеса даровали нам победу, то разве это не моя победа?

– Го Тяньсюй, – укоризненно произнес его отец. Он бросил быстрый взгляд на Первого министра. Он очень хорошо понимал: если бы Чжу не победила реку Яо, на Малыша Го сейчас обрушился бы гнев Первого министра.

Не только Чжу наблюдала за происходящим со стороны. Левый министр Чэнь наблюдал за отцом и сыном Го, и его внимание было отнюдь не пассивным. Подобно обнаженному оружию, оно сулило агрессию. Чэнь, почувствовав на себе ее взгляд, посмотрел на нее; их взгляды встретились. В его взгляде не было ни теплоты, ни враждебности. Только вертикальные морщины на его щеках стали глубже, а это могло означать все, что угодно.

Первый министр холодно ответил Малышу Го:

– Вмешательство этого монаха было необходимым условием любой составляющей вашего успеха.

– Ваше превосходительство, – вмешался Правый министр Го. – Не то чтобы это не было достижением, но…

– Независимо оттого, почему все это произошло, он даже не сражался! – крикнул Малыш Го. – Он даже не умеет держать меч. Как может командир не иметь боевого опыта? Почему бы не устроить его здесь, в тронном зале, прислуживать Сияющему Принцу? Разве это не больше пристало монаху?

Чэнь откашлялся. Чрезвычайно рассудительным тоном он сказал:

– Если я не ошибаюсь, ни у Первого министра, ни у Правого министра не было никакого опыта войны до того, как они стали нами руководить. Они добились успеха своими природными талантами. Почему у монаха должен быть опыт, когда у них его нет?

По блеску глаз Чэня Чжу поняла, какой будет ее роль: