мощь, то скорее всего не кинулась бы подчинять императора, а начала с государств поменьше. Или, в крайнем случае, с Эбрахила, с которым у них есть общие границы. А империя слишком далеко от стен Монтийской епархии. И никаких общих интересов у этих двух стран нет.

Слова Фиодора звучали разумно. И я согласилась с ними. Просто мы с Анни были слишком напуганы и взбудоражены, когда предположили, что маги скрываются в Монтийской епархии. Это было бы слишком просто…

Несколько недель прошли спокойно. Наше поселение вернулось к мирной жизни. И хотя боль от потерь осталась с нами навсегда, но раненные постепенно выздоравливали, дети перестали кричать по ночам, а женщины кричать от страха, услышав шорох под подполом.

Только пустота в душе и одиночество никак не становились легче… Я переселила младших дочерей к себе, позволив им спать со мной в одной постели. Мне это было даже нужнее, чем им.

Однажды ночью я вдруг проснулась. Так резко, как будто бы кто-то толкнул меня под спину. Машинально оглядела комнату, особое внимание уделяя углам и щелям… Эта привычка появилась у меня после нападения бешеных крыс и никак не уходила.

В простенке между окнами я заметила тень. Слишком большую и слишком постороннюю, чтобы быть чем-то не опасным… Я настороженно замерла, прислушиваясь и решая, стоит ли звать помощь или нужно чуть-чуть подождать.

— Елька, — шепнула тень и шагнула ко мне, превращаясь в ночного короля Грилории. — Я скучал.

Глава 15

— Гирем? Что ты здесь делаешь? — хмуро спросила я, осторожно поднявшись, чтобы не разбудить детей.

— Ты забыла? — картинно дернул бровью мой бывший любовник, — Ты сама позвала меня. Я ношу твое письмо у самого сердца, Елька, — хлопнул он по груди.

— Я не об этом, — не поддалась я на провокацию. — Что ты делаешь в моей спальне? Сюда я тебя точно не звала, Гирем.

— Я скучал, Елька. Очень скучал, — обольстительно улыбнулся он и сделал шаг навстречу.

После того, как он закрыл меня от ножа, брошенного одним из недругов, Гирем рассчитывал, что я прощу все его грехи, и мы снова будем проводить вместе страстные ночи. Но он слишком много раз предавал меня. И я не смогла его простить. Все мои чувства испарились, как вода на солнце. Вот только Гирем не захотел в это поверить, и считал, что я просто все еще обижаюсь, но очень скоро одумаюсь и пойму, что не могу жить без него. Он даже Дишлана не воспринимал как соперника, считая наши отношения с телохранителем всего лишь забавой.

— А я нет, — отрезала я. — Тебе лучше выйти из моей комнаты, пока тебя никто не увидел. Мне не хотелось бы объяснять своим людям, почему, едва похоронив Дишлана, я принимаю в своей спальне чужих мужчин.

— Похоронив Дишлана? — Гирем нахмурился. И в один миг оказался рядом. Он больше не шутил, не придуривался. Он был собран и готов ко всему. — Елька, что у тебя стряслось?

— Ничего, — пожала я плечами, — на нас напали измененные твари. Погибло тринадцать человек…

Я не обиралась вызывать в нем жалость. Я просто хотела, чтобы он отстал от меня и ушел. Но, слезы, выступившие на моих глазах, выдали мою боль.

Гирем выругался.

— Ты поэтому позвала меня? Вам что-то угрожает?

— Нет, — мотнула я головой, одновременно незаметно вытирая слезы рукавом ночной рубашки, — мне нужна твоя помочь в другом вопросе. Но я предпочла бы поговорить об этом утром в кабинете. Гирем, я тебя прошу, уходи.

— Хорошо, я понял, — кивнул он, — тогда до завтра, дорогая. И, Елька, — он улыбнулся, — не надейся, что я остановлюсь. Ты моя, Елька. Была, есть и будешь. Даже если ты сама считаешь по-другому.

— Угу, — кивнула я, не желая вступать в полемику. Гирем упрям. И чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он будет давить.

Но когда он исчез, растворяясь в тени стен, я вдруг опомнилась.

— Гирем! — позвала я его. Он появился сразу же и, решив, что это то самое прощение, которого он дожидался, с довольной улыбкой двинулся в мою сторону. Но я думала совсем о другом, — ты не знаешь о нападении?! Но разве вы не встретили обоз моего брата?

— Ты про своего сына? — ухмыльнулся Гирем, — нет, мы разминулись. Нам пришлось заехать кое-куда… порешать кое-какие дела, — он знакомо повел глазами, обозначая незаконный характер тех дел. Он уже пересек комнату и теперь опять оказался прямо перед кроватью и, совершенно бесцеремонно присел на край. — А то знаешь ли, когда королева моего сердца просит о помощи, я, конечно, сразу же лечу к ней. Но по пути приходиться отвлекаться на кое-что другое… Кстати, ты знаешь, Жерен отказался заменить меня… Став бароном, он совершенно зазнался.

Он говорил, а сам между тем подбирался ко мне. Провел кончиками пальцев по ладони. Словно невзначай, чтобы проверить реакцию. И когда я невольно одернула руку, сделал вид, что ничего не было. Несмотря на свою настойчивость и даже нахрапистость, Гирем всегда знал, когда надо остановиться, чтобы не испортить все окончательно. Именно это качество позволяла ему быть практически бессменным ночным королем Грилории.

— Тебе лучше уйти, — повторила я. Прикосновения Гирема ничего не разбудили во мне. — И хочу еще раз повторить. Мы больше никогда не будем вместе, Гирем. Все кончено. Уже давно. И ты это знаешь.

Он тихо рассмеялся. Легко вскочил с постели и, картинно поклонившись, снова исчез. И уже из прозрачной в лунном свете темноты, раздался его тихий, но уверенный голос:

— Никогда не говори никогда, Елька. Я все равно верну тебя. Чего бы мне это ни стоило.

Дверь бесшумно открылась и закрылась… Он все таки ушел. К счастью, его способности были на порядок ниже умений Хурры. Если бы моя, и его, дочь пожелала незаметно покинуть помещение, то ей вовсе не нужно было бы открывать двери.

Я откинулась на подушки. Сон, напуганный вторжением Гирема, пропал. Может быть я зря обратилась к нему? Если он каждый раз будет вести себя так же, как сегодня, то очень скоро я не выдержу и взорвусь.

— Мам, — тихий шепот прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Хурра смотрела на меня его глазами, в которых плескалась обида. — А почему папа даже не посмотрел на меня? Он что забыл, что я есть?

Я вздохнула и погладила дочь по черноволосой, как у отца, голове.

— Нет, конечно, — соврала я, стараясь, чтобы ложь выглядела как можно правдоподобнее. — Он просто думал, что ты спишь, и не хотел тебя будить. А завтра