Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я связал остатки крапивной нити и получил бечевку метра три длиной. Из подходящих птичьих костей сделал несколько рыболовных крючков. Если рыбалка не задастся, то привяжу веревку к стреле и буду ловить рыбу луком. Пообедал остатками ягод и орехов, и принялся рыбачить. Интересно, конечно, рыба контактная, любопытная, хватает даже голый крючок пока он тонет. Но это не рыбалка, удочки нет, поплавка нет, наживки нет, рыбу не прикармливал. Крючок на леске еле держится, рыба на крючке вообще не держится. Поизвращавшись минут пятнадцать и упустив трех рыбин и один крючок я решил не маяться дурью. Привязал бечевку одним концом к стреле, а другим к луку и начал охотиться на рыбу. Лук, как оказалось, у меня слабоват, вода сильно гасила скорость стрелы. Надо будет думать, как его усилить или делать новый. Сейчас натяжение лука по ощущениям около шесть-восьми килограмм. По-хорошему надо сделать его мощнее в два раза, тогда можно и на оленя идти и на кабана. Тугим мой лук казался с непривычки, надо ввести себе в график ежедневные тренировки по стрельбе из него чтоб прокачивать и развивать нужные группы мышц.
Рыба была непуганая, часто подплывала к поверхности и к берегам озера. Я подстрелил трех рыбин с разных позиций. Стрелы пробивали их насквозь и рыбы особо даже не трепыхались, начинали всплывать вверх. Все три рыбины были разными, не являясь заядлым рыболовом и в принципе недолюбливая морепродукты я плохо в них разбирался и не мог сопоставить с земными аналогами. Все три были серебристые, две размером с локоть, треть была более плоской, размером в полторы пяди. У одной оказались выраженные губы и небольшие усики. Я выпотрошил добычу, почистил и густо намазал новоприобретенной солью. После чего направился в долину за дровами и на разведку.
Ущелье реки изобиловало вкраплениями известняка, не удивлюсь что именно он и предавал белый цвет северной гряде в целом. Спускаться было легче чем подниматься, я надел лапти и спускался вполне себе посуху. На пути повстречалась всего пара трудных мест, где пришлось разуваться и мочить ноги. Путь до долины занял у меня часа два. Осмотреться в долине уже особо не было времени, скоро стемнеет, а мне еще назад с дровами подниматься километров семь-восемь. Для себя отметил, что долина была просторная, заросшая травой и обильно усыпанная камнями-валунами. Города или других следов цивилизации на первый взгляд не обнаружилось. Деревьев было не мало, кустарника еще больше. Они группировались в небольшие рощицы. Я собрал сушняка, наломал подсохших веток, собрал сухостоя, рассортировал все это пучками, а затем сложил огромную кучу, утрамбовал как мог и стянул лыковыми веревками. Взвалил на спину и, речитативом декламируя бессмертные строки двинулся к биваку: «Гляжу поднимается медленно в гору лошадка, везущая хворосту воз».
Подниматься оказалось гораздо сложнее, мало того, что «хворосту воз» у меня вышел тяжеленький, как он еще и мой баланс сводил на нет. Округлые мокрые камни под ногами и быстро опускающаяся темнота довершали картину. С десяток раз я падал, заваливался, поскальзывался получая повреждения различной степени тяжести. С меня реально семь потов сошло, причем покрытое потом тело острее реагировало на вечернее понижение температуры, и я начал замерзать. Обидно было осознавать, что этих дров мне хватит максимум на пару костров и если я хочу здесь задержаться, то надо будет делать еще минимум три такие ходки. Вернулся к стоянке я уже в темноте.
Развел костер и, соорудив из принесенных ветвей что-то вроде треноги, я пожарил рыбу. Она стоила тех усилий что я на нее затратил — я хоть и не особо уважаю морепродукты, но эта мне казалась просто божественной. Да еще и соленой, может это обстоятельство внесло свои пять копеек в общую гамму положительных эмоций. После ужина я завалился в одну из серных ванн и долго в ней отогревался и раскисал. И вот чудо, но усталость отступала прямо на глазах. Чтобы убедиться, что мне это не кажется я вызвал иконку тела и воочию наблюдал как рассасывается индикация усталости по всему телу. В итоге она осталась только в области головы, хотя, казалось бы, именно эта часть организма в добыче дров непосредственно-то и не участвовала.
После серных ванн я решился принять солевые. Я понимал, что ощущения будут те, что дедушка фон Мазох прописал, но при этом я рассчитывал дезинфицировать полученные во время подъема ссадины и раны. Поначалу хотелось взреветь и кожу с себя содрать, но потом ничего, организм отошел от шока и пообвык. Я даже специально вызвал иконку еще раз в надежде увидеть очередное чудо вроде исцеления ран. Но увы, количество чудес на сегодня было лимитировано.
После соляной ванны я, спустившись к третьему ярусу, осторожно смыл с себя соль холодной водой. По идее можно было просто нырнуть в воду разок, но, если не покривить душой я побоялся. Берега у озера были крутые, они сразу обрывались и резко уходили вниз. Если сведет ногу холодом или затянет течением я могу и не всплыть. Да и была в этом озере какая-та жуть, из-за его глубины. Это ж реально бездна! И кто может там обитать? Какой-нибудь Дагон? Если приглядеться, то в наступившей темноте можно было различить в толще воды голубые огоньки и слабое свечение. Взошедшая луна хоть и осветила местность, но от ощущения жути не избавила.
Итак, план на завтра: набрать соли по максимуму, наловить рыбы по максимуму, взять образцы серы и известняка и двинуться к логову. За пару дней должен управиться.
Глава 18. Сновиденье — смутный поцелуй (ночь 8)
На этот раз я сразу очутился в каменной чаше, без преамбул. Русалка сидела возле одного столба кромлеха, подобрав колени и обхватив их руками, и печально смотрела в черную маслянистую воду родника. Я присел неподалеку и подумал: «о, точно, надо еще нефть поискать…»
При встрече с русалками меня охватывали странные эмоции, и думаю, это происходило не просто так. При первом знакомстве я ощущал нечто вроде исходящего от русалок ветерка. Когда порыв этого ветерка касался меня, то я приходил в состояние эмоционального подъема, внутренне наполняясь восторгом, радостью и счастьем. Когда я узнавал русалок ближе, порывистый ветерок изменялся, становясь неиссякаемым потоком, и ощущение душевного экстаза не проходило ни