на секунду. При этом поток нес в себе информацию о чувствах самой русалки, позволял понять ее состояние. Если изменялись ее эмоции и желания, то менялся и спектр испытываемых мной переживаний. Вот и сейчас, все переживания русалки гор эхом отозвались в моей душе, заполняя ее круговоротом чувств и эмоций, страстей и желаний, побуждений и запретов. Думаю, что установление подобного двухстороннего контакта было результатом изменения отношения ко мне русалки гор. Раньше она словно опасливо закрывалась плащом, а теперь раскрылась и пошла навстречу.

— Уже уходишь? — не глядя на меня, спросила она, и я почувствовал себя последним подонком, бросающим несчастную девушку на произвол судьбы. Поматросил и бросил…

— Так это же не навсегда. Я вернусь, — заверил я.

— Зачем? За этими зелеными кристаллами… серой? — теперь в голосе сквозила горечь, такая же неприятная, как запах у серы.

— И за ней тоже, — согласился я.

Непривычно было видеть веселую и задорную русалку печальной и расстроенной. И совсем уж непонятна была причина ее тоски. Если бы мне не передавались ее переживания, то я смело решил бы, что она наслаждается моментом. Словно веселье было горячим душем, тоска — холодным, а залог здоровья — в их чередовании. Мы немного помолчали, затем она повернулась ко мне и в ее глазах полыхнула новая тревога:

— Зачем она тебе?

— Для защиты, — я сглотнул слюну. Девушка казалась такой беззащитной и ранимой, что былое чувство восхищения сменилось чем-то несравненно большим — желанием оберечь и защитить ее.

— Что? — не поняла моего ответа хозяйка горы.

— Я сделаю из нее оружие, которое будет способно сотрясать горы… — не без гордости пояснил я.

— Мне не нравится, как это звучит, — мрачно заметила русалка, пристально впившись в меня взором огромных, как озера, глаз.

— Но мне необходимо оружие, — попытался оправдаться я. — Я слабый, меня любой может обидеть. А с ним я смогу защитить и себя… и своих близких.

— У тебя же есть лук и копье, есть дубина, разве этого мало? — наивно спросила красавица, хлопнув глазами.

— Хмм… Мало. Подумай сама, что я смогу сделать дубиной и деревянным копьем против медведя или волка? Или против твоего варкалапа? И самое главное — против человека?

— Ты собрался убивать себеподобных? — изумилась девушка, и ее расширившиеся глаза воззрились на меня не то с отвращением, не то с восхищением.

— Я собираюсь защищаться от себеподобных, — перефразировал я ее вопрос. — Я не знаю, есть ли здесь люди, но даже их отсутствие не исключает возможности существования другой разумной формы жизни, которой мое существование может показаться неуместным. Я должен суметь постоять за себя… и своих друзей.

— У тебя и так есть сила, зачем тебе еще и порох? — спросила дева горы, почему-то отводя взгляд.

— Откуда ты знаешь, как он называется? — насторожился я.

— От верблюда! — огрызнулась прелестная нимфа.

— Ладно, неважно, — согласился я. Видимо «вспышки озарения» и «пакеты данных» посещали не только меня. И, скорее всего, восприятие их русалками отличалось от моего, например — мне не обязательно было произносить слово, даже мысленно, чтобы они узнали его название и поняли смысл.

— Выходит, ты и так все прекрасно знаешь и понимаешь, но предпочитаешь помучить меня каверзными вопросами… — улыбнулся я. — Кстати, а про какую силу говорила ты?

— Про твою, — впервые улыбнулась красавица. — Ты очень силен, но твоя сила дремлет. Сейчас она лишь восстанавливает твои раны, но возможности ее более велики… я, между прочим, еле успела оттащить тебя от своего любимого варколапа… и от своей любимой криницы…

— …И от своих любимых алмазов, — в тон ей продолжил я. — И от себя самой, безусловно — тоже любимой, если уж, то на то пошло…

— Ну и вредина же ты, — поморщилась русалка.

— Это да, я такой, — с гордостью согласился я. — Но все-таки, что же это за сила такая у меня?

— Ну, она та часть мироздания, которая стремиться вернуть все на свои места, уничтожить образ и наполнение, смысл и содержание. Сила Тьмы, и она буквально струится из тебя… — с отрешенным взором оракула произнесла русалка.

— Почему же эта сила не разрушает меня самого, мой образ и наполнение? — усмехнулся я. Слово «Тьма» вызвало ассоциации: забвение, возврат, остановка, дуализм, коловращение.

— Потому что ты сам один из ее образов, — чуть расстроено вздохнула русалка, словно сетуя на мое беспросветное непонимание. — Как и я, как и моя сестра… но хватит об этом. Как ты назвал мое озеро?

— Железное, — не чинясь, ответил я.

— Почему? — удивилась красавица.

— Потому что здесь нет только железа. До полного счастья, — улыбаясь, пояснил я.

— Тогда надо было назвать «Нежелезное», — пробурчала дева гор.

— Зачем? — хитро ухмыльнулся я. — Вот представь, услышат люди о Железном озере, прибегут к нему железо искать, а железа-то там и нет… Вот смеху-то будет?

— Ой, дура-а-ак… — русалка легонько хлопнула себя по лбу, мученически закатив глаза.

— Кстати, я хочу поблагодарить тебя, — сказал я.

— За что? — насторожилась хозяйка гор, ожидая очередного подвоха.

— За время, за радушный прием, за угощения, за баньку серную, и — за возможности, за новые перспективы.

— Странно, а ведь ты, похоже, действительно рад… и даже не обратил внимания на серебро и россыпи драгоценных камней… а стоило только руку протянуть… Ты не похож на других людей.

— Ага, не от мира сего, — рассмеялся я. — Однако твои слова означают, что здесь все же есть люди? К тому же ты успела с ними познакомиться и узнать, что именно они ценят?

— Слухами земля полнится, — улыбнулась девушка. — У меня много сестер по всему Миру…

— Ясно, — ответил я. Кстати, со словом «Мир» ассоциировались «единство», «множество», «грани», «творец», «раскол» и «камень».

— Очень много людей лежит на полуночи, в Степи… они жаждали богатства и власти. Ты сможешь найти их, если пойдешь вдоль Великой Белой Гряды. Там же ты найдешь много железа и орудий… самозащиты. Но помни, они не принесли счастья их владельцам и не сумели сохранить им жизни.

Я молчал, обдумывая ее слова, но понять их смысл все никак не получалось. К тому же близость этой красавицы вообще выбивала все «посторонние» мысли из моей головы. Как-то невольно взвалив на себя ответственность за ее безопасность и спокойный сон, я смирился с этим возложенным на себя долгом, и теперь мысли услужливо подсказывали, что оберегать ее будет намного легче, если, скажем, не выпускать ее из объятий…

Внезапно она улыбнулась и, словно прочтя мои мысли, попросила:

— Обними меня…

— Ох, боюсь это плохо кончиться, — засомневался я, но пододвинулся ближе и обнял ее за талию.

Я не знаю, насколько реальными были физические ощущения в