Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все то же, все то же, что и сорок и пятьдесят лет назад. Только варево стало жиже, безвкусней, будто бульон из мозговой косточки, которую варят по третьему разу.
Наткнулся Сабуров в газетах на «Письмо в редакцию», подписанное полковником Олегом Ивановичем Пантюховым, «старшим русским скаутом и основателем движения русских скаутов-разведчиков (1909 г.)». Письмо было озаглавлено так: «Черный год». Ни больше, ни меньше. Старший русский скаут писал: «Все мы, русские люди, с горечью переживаем сейчас пятидесятилетнюю годовщину того бедствия, того несчастья русского, которое наши русские газеты озаглавливают: „Трагическая годовщина“, „Траурная годовщина“ и т. д… Пятьдесят лет назад — выстрелы по Зимнему дворцу, выстрелы по Ивану Великому и старому Кремлю Московскому — это были выстрелы по всей нашей матери России. Наши добровольческие белые армии героически старались отстоять Россию, но лживые обещания красных и поддержка их теми странами, которым хотелось разрушить Русь, — все это не дало победы, и разруха нашей родины началась».
Полковник Пантюхов, полковник Пантюхов?… Старший скаут?… В памяти Сабурова возникали картинки конца двадцатых годов. Тогда он тоже состоял в отряде скаутов в Баварии. Ему вспомнилась выправка полковника Пантюхова — по фотографиям из Джембори, в Англии. В 1929 году в Джембори происходил всемирный слет скаутов. Среди других отрядов промаршировал перед трибунами и отряд русских парней под трехцветным российским флагом. С приходом гитлеровцев к власти русских скаутов очень скоро превратили в белорубашечников — в русское фашистское формирование.
Теперь вот «старший русский скаут» вспоминает о том, как в 1910 году в Царском Селе он представлял своих питомцев родоначальнику скаутизма английскому генералу лорду Баден-Пауэллу.
Каждый ворошит свое, каждый о своем вздыхает. И все это трупы, и все это полутрупы. Недаром же эмигрантские газеты пестрят такими объявлениями: «Похоронное бюро Ф. Волынина. Первоклассные похороны за минимальные цены. Часовни с аппаратами охлаждения. Нью-Йорк. 123. Восток 7-я ул.», «Похоронное бюро Петр Ярема. Лучшие похороны за самую дешевую цену в Нью-Йорке, Бронксе и Бруклине», «Памятники мраморные и гранитные устанавливает П. А. Карасик. Район Спринг Валли, близ „Ново Дивеева“. Первоклассная работа с многолетней гарантией», «Памятники, мавзолеи, статуи ставит на всех кладбищах Константин М. Карлович».
И вместе с тем, конечно, как всегда в жизни, рядом с гробовым входом играет и младая жизнь. Парижские русские рекламируют «Ресторан-бар „Калинка“, „Винно-гастрономический магазин В. Ростовцева“, где „как всегда, большой выбор русских и заграничных продуктов“. На Больших бульварах, оказывается, существует ресторан „Тарас Бульба“. „С украинским фольклором в живописной обстановке“. Где-то есть ресторан „У Любы“, где-то „Ля Водка“, есть „Московские колокола“, с блинами и расстегаями, русскими плясками и цыганскими песнями.
Кому надобны услуги похоронных бюро, кто нуждается в надгробьях, в мавзолеях и памятниках, — понятно. «Старшие скауты», «бывшие кадеты» — сегодня они уже еле волочат ноги. Их срок подходит. Но кто-то ведь еще кушает и блинки, хлебает ушицу с расстегаями под звон московских колоколов, кто-то хочет цыганской тряски плечами и бюстами. Кто же это и насколько они многочисленны, насколько серьезны?
Мисс Порция однажды положила перед Сабуровым листовку, широковещательно озаглавленную «К интеллигенции России». Сабуров читал: «Исполнилось 50 лет, как произошла революция, изменившая жизнь нашей родины и принесшая с собой множество бедствий. Эта годовщина побуждает нас обратиться к мыслящим людям России с призывом еще и еще присмотреться к пережитому и подвести ему итоги».
Итоги, по мнению авторов листовки, весьма плачевны. Россия разорена, инакомыслие в ней подавляется, идеи не осуществились, коммунизм себя изжил.
«Минувшие полвека не изменили извечных задач, стоящих перед обществом. Напротив, они скорее подчеркнули, что не погоня за утопией, а реальное и трудное дело постоянной организации и совершенствования социальных и международных отношений остается главным общественным делом и что оно может осуществляться нормальными и человеческими методами, без тех ненужных жертв, крови, мук, которых столько пришлось испытать России за 50 лет».
А на Западе зато совсем другое дело.
«Нельзя не видеть, что национальная политика ведущих держав после второй мировой войны перестала быть империалистической. Она меняется вслед за общими изменениями, постепенно направляющими жизнь народов в единое русло, в котором подлинные их интересы могут заключаться только в мирной созидательной деятельности. И если не произойдет ядерная война, движение в этом направлении будет продолжаться».
Надо только, чтобы Россия не трепыхалась и не способствовала возникновению ядерной войны.
«Переход жизни страны от борьбы к миру оздоровит и упорядочит в ней обстановку. А это даст надежную почву для утверждения свободы совести, слова, творчества и других свобод и прав, отнятых у граждан России, — тех свобод и прав, которые тщетно в нынешних условиях пытаются вернуть отдельные представители общества и без которых человеческой жизни не может быть».
Листовка, словом, — нельзя было этого не понимать — призывала интеллигенцию России менять порядки, менять строй. Как и что — рецептов не давалось, но авторы листовки звали завершить «один из самых тяжелых периодов в истории России». «Ясно только одно, — заканчивали они свой призыв, — на всех нас лежит ответственность за то, чтобы задача эта была решена».
Среди подписавшихся Сабуров нашел имена всех тех, кто редактировал ныне проходившие перед его глазами эмигрантские издания и кто в них активно сотрудничал. Так он узнал, что редактором нью-йоркской газеты «Новое русское слово» является публицист М. Вейнбаум, что «Новый журнал» редактирует писатель Роман Гуль, что парижскую «Русскую мысль» выпускает публицист С. Водов. Он внимательно прочел весь перечислительный столбец под обращением. «Г. Андреев (Г. Хомяков) — писатель, редактор альманаха „Мосты“; Д. Анин — публицист; В. Вейдле — писатель, искусствовед; Я. Горбов — писатель; Н. Градобоев — публицист; Г. Ермолаев — профессор; Борис Зайцев — писатель; В. Зубов — историк искусства; Ю. Иваск — профессор; Олег Ильчинский — поэт; И. Курганов — профессор; Г. Круговой — профессор; С. Оболенский — публицист; К. Померанцев — писатель; Н. Полторацкий — профессор; С. Пушкарев — историк; Андрей Седых — писатель; Глеб Струве — профессор; Н. Ульянов — писатель; Виктор Франк — публицист; Александр Шик — писатель; отец А. Шмеман — профессор богословия».
— Почему, мисс Браун, вы с каким-то особым значением предложили мне эту листовку? — спросил