Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полиция контролировала тех, кто прибывал в город или уезжал из него. Всем владельцам недвижимости в Санкт-Петербурге, согласно инструкции генерал-полицеймейстера, необходимо было доносить о любом человеке, приехавшем или уехавшем от них[530]. Подселяться в дома петербуржцев разрешалось только тем, кто имел специальное разрешение, а хозяину необходимо было оформить в Полицеймейстерской канцелярии «жилую запись» с поручительством[531]. В особенности учитывались передвижения различных мастеровых и работных людей, число которых постоянно менялось в связи с окончанием одних строительных проектов и началом других. Занятых в строительстве мастеров Полицеймейстерская канцелярия контролировала в союзе с Канцелярией городовых дел, которой данные категории лиц подчинялись (обер-комиссар Канцелярии городовых дел У. А. Сенявин занимался наймом и увольнением рабочих и мастеров, их учетом выдачей им жалованья, распределением по квартирам и пр.)[532].
Армейские и гвардейские части, прибывшие в Санкт-Петербург, были подставлены под контроль благодаря организации постоя. Хотя первоначально в инструкции А. М. Девиеру эта функция не обозначалась, именно он заботился о равномерном распределении квартирантов по домам городских жителей[533]. Постойная повинность являлась тяжким бременем для населения[534]. Антон Мануилович распределял прибывшие части по домам/квартирам, принимал жалобы и просьбы освободить от постоя, разрешал конфликты, вызванные неподобающим поведением временных сожителей и ссорами между ними. Например, в 1720 г. А. М. Девиер искал достойное место для постоя «большому мужику Николаю Буржуа» и отмечал: «…в доме Арескина поставить нельзя для того, что продан торговому иноземцу Элмсалю по Его царского величества имянному указу, а в доме Ивана Михайловича стоят Ея величества государыни царицы золотыри и портной мастер, и покоев порозжих нет, и для того и тут поставить не можно»[535]. Нередко при распределении постоя происходили сбои – место назначалось одному человеку, но уже было занято. На этой почве возник конфликт между гвардии капралом Г. Несчастным и полковником Фольгольмом, которые были поставлены на один опальный двор иноземца Я. Брислинга, отписанный ранее на имя государя из акцизной конторы. Фрольгольм по данному ему ранее указу занял все покои и не пускал Г. Несчастного в положенную ему, но уже по другому указу, квартиру[536].
Контролю полиции подлежали иностранцы. Въезжая в город, они были обязаны явиться в Полицеймейстерскую канцелярию и получить паспорт, а выезжая – сделать отметку об этом[537]. Правда, нередко происходили казусы, когда генерал-полицеймейстеру было неизвестно о нахождении того или иного лица. Так, в марте 1724 г. А. В. Макаров письмом просил А. М. Девиера отправить без промедления в Москву Л. Ильина (Армянина)[538], который якобы содержится в канцелярии[539]. Поскольку Л. Ильин в канцелярии не объявился, А. М. Девиер учинил розыск и 4 апреля сообщал: «…о отправлении Луки Арменина сим извествую, что он сыскан и сказывал, что и откуды он об отъезде в Москву пашпорта не имел и не был одержан, но затем он здесь медлил в разных коллегиях для торговых своих нужд и хотел скоро ехать по указу, и мы ево на будущей недели толька отправим с половины; а прежде сказал, что нельзя, понеже справлетца с своим торгом»[540]. 13 апреля Л. Ильин был отправлен на почтовых в Москву[541].
Знатные иностранцы, направлявшиеся в Санкт-Петербург для выполнения дипломатических миссий, также находились в поле зрения генерал-полицеймейстера. А. М. Девиер, как уже упоминалось, был погружен в придворную жизнь, поэтому сам участвовал в церемониях, проводившихся по поводу приезда того или иного посланника. Роль генерал-полицеймейстера в организации приема герцога Голштинского Карла-Фридриха подробно описал его камер-юнкер Ф. В. Берхгольц. Он отмечал, что 27 июня 1721 г. А. М. Девиер встречал герцога в Ямской слободе от имени царя. Генерал-полицеймейстер находился там вместе с многочисленной свитой: «…перед одной из лучших карет царицы, в шесть красивых лошадей, в которых сидел Его Высочество вместе с обер-полицмейстером[542], ехали унтер-офицер с восемью драгунами и четыре конюха, по два в ряд; потом следовала эта карета, при которой спереди стояли два пажа царицы, а на запятках – шесть лакеев; около дверец, с правой стороны, ехал верхом царский кавалер, а с левой Его Высочество подал знак ехать мне»[543]. А. М. Девиер под залп пушек сопроводил герцога Голштинского и его кортеж до назначенного «вполне меблированного» дома и откланялся[544]. Помимо дома для герцога, генерал-полицеймейстер осматривал и назначал квартиры для членов голштинской свиты[545]. Как показывают источники, с подобным же размахом А. М. Девиер занимался организацией приема польского посла С. Хоментовского и шведского посланника Г. Цедеркрейца[546].
Один только учет населения в городе, которое к тому же постоянно увеличивалось и сменялось, не позволял полностью обеспечить общественный порядок. Согласно инструкции, генерал-полицеймейстер и подчиненная ему Полицеймейстерская канцелярия должны были бороться с реальными и потенциальными угрозами общественному порядку. Таким образом под контроль полиции попадали наиболее подозрительные категории граждан – воры, гулящие женщины, пьяницы, лица, содержавшие нелегальные шинки или находящиеся на каторжной работе. Прежде всего полиции поручалось подозрительных личностей выявлять и отлавливать[547]. Для этих целей предпринималось несколько мер. На всей территории города устанавливались «шлахбаумы» (рогатки), а к ним определялись специальные команды, состоящие из выбранных из местного населения и военных[548]. Как отмечает О. Г. Агеева, гражданских караульщиков постоянно не хватало: «…в начале 1720-х годов на улицах города выставлялся 171 караул, на которые выходило по очереди 342 человека караульщиков (тогда как требовалось 1200 сторожей. – М. Н.)»[549]. Военные распределялись по согласованию с санкт-петербургским комендантом Я. X. Бахмеотовым. Для обеспечения безопасности и наведения ночного порядка вводился комендантский час, обусловленный законами военного времени. Жителям, которым все-таки разрешалось выйти на улицу[550], предписывалось в случае поздней прогулки иметь с собой