сразу. В 1722 г., спустя четыре года функционирования, Полицеймейстерской канцелярии указывалось посылать доношения в коллегии, а из коллегий в канцелярию направлять указы[586]. Через год, 23 июня 1723 г., Петр I объявил на заседании Правительствующего Сената еще один новый указ, согласно которому «…указал в Магистрат, также в Полицмейстерскую и в другия Канцелярии, которыя имеют особыя Правления, и токмо под одною Сенатскою дирекциею состоят, а к Коллегиям не подчинены, в те из Коллегий, также и из тех Канцелярей в Коллегии писать промемориями; а которыя Канцелярии или Конторы подчинены к Коллегиям, тем в Коллегии подавать доношений, а из Коллегей к ним посылать Указы»[587].

Как не раз отмечали историки, Полицеймейстерская канцелярия виделась Петру I общегосударственным органом власти[588], который после его учреждения и успешного внедрения в систему управления столицей должен был быть перенесен в другие регионы. Поэтому, когда в 1722 г. в Москве и на о. Котлин были учреждены полицеймейстерские канцелярии, канцелярия в Санкт-Петербурге начала называться Главной полицеймейстерской канцелярией. Разница была и в именованиях должности руководителей двух учреждений: генерал-полицеймейстер в Санкт-Петербурга и обер-полицеймейстер в Москве[589]. Являясь общегосударственным органом власти, Полицеймейстерская канцелярия в Санкт-Петербурге не могла быть подчинена никому, кроме монарха и Правительствующего Сената, в том числе органам местного управления, которым являлся генерал-губернатор. Более того, согласно утверждениям М. И. Сизикова, наличие у должности приставки «генерал» и помещение ее в 5-й класс Табели о рангах, т. е. выше чинов местного значения, свидетельствует о том, что генерал-полицеймейстер учреждался и рассматривался законодателем как должностное лицо центрального управления, хотя сфера его компетенции первоначально и ограничивалась Санкт-Петербургом[590].

Отсутствие подчиненности генерал-полицеймейстера генерал-губернатору прослеживается и благодаря косвенным доказательствам. Во-первых, после назначения на должность А. М. Девиеру была передана функция публиковать и оглашать с барабанным боем царские указы на улицах Санкт-Петербурга. Прежде эта обязанность относилась к сфере компетенции генерал-губернатора и маркировала степень его влияния на городские дела. Во-вторых, среди сохранившихся делопроизводственных документов Полицеймейстерской канцелярии и личных бумаг А. М. Девиера ордеры (ведомственные указы) с указаниями А. Д. Меншикова встречаются крайне редко, а если и появляются, носят ситуативный характер[591]. Аналогично в составе княжеской канцелярии официальная документация (доношения, введения, рапорты), поступавшая от А. М. Девиера, обнаруживается редко в отличие от подобного рода материалов, исходящих от коменданта Санкт-Петербургской крепости Я. X. Бахмеотова или вице-губернатора С. Т. Клокачева, подчинявшихся генерал-губернатору напрямую. Вся переписка между государственными деятелями велась посредством обмена частной корреспонденцией. Таким образом, деловые отношения А. М. Девиера и А. Д. Меншикова априори не могли строиться на принципе формальной подчиненности. Александр Данилович и Антон Мануилович были формально независимы друг от друга, отчитывались о своей деятельности перед другими государственными институтами, у каждого были свои сферы компетенции и ответственности в системе городского управления.

Однако деловые контакты А. М. Девиера и А. Д. Меншикова на фоне строительства и благоустройства Санкт-Петербурга отличались постоянством и устойчивостью. Об этом позволяет с достоверностью судить большой комплекс корреспонденции, посылавшейся государственными деятелями друг другу. Поэтому, на наш взгляд, наиболее удачная оценка общему характеру их взаимоотношений была дана М. И. Сизиковым, который полагал, что их «вражда при жизни Петра I не проявлялась резко. Главные руководители армии и полиции, фактические начальники столичной губернии и столицы, повинуясь крутому нраву и тяжелой руке Петра I, исполняя свои обязанности, сотрудничали между собой. Девиер, будучи чрезвычайно осторожным, не давал повода для уничтожения себя Меншиковым, а покушение на последнего было делом смертельно опасным»[592]. Более того, факт сотрудничества А. М. Девиера и А. Д. Меншикова на поприще государственного строительства нашел отражение в «Повседневных записках делам князя А. Д. Меншикова». Генерал-полицеймейстер и генерал-губернатор регулярно навещали друг друга, вели разговоры как в компании других должностных лиц – Я. X. Бахмеотова, С. Т. Клокачева, А. М. Черкасского, Г. П. Чернышева и др., занимающих ключевые должности в системе управления Санкт-Петербурга и Санкт-Петербургской губернии – так и беседовали с глазу на глаз[593]. А. М. Девиер, кроме того, был участником обедов, разнообразных развлечений, визитов и приемов, проводившихся во дворце князя на Васильевском острове, а также в царских резиденциях[594].

Среди вопросов, ставших предметов обсуждений А. М. Девиера и А. Д. Меншикова, важное место занимали дела, связанные с процессом строительства и благоустройства Санкт-Петербурга. В центре внимания и генерал-полицеймейстера, и генерал-губернатора находилось создание регулярного города на Васильевском острове. До учреждения Полицеймейстерской канцелярии А. Д. Меншиков, чей величественный дворец появился на острове одним из первых, осуществлял контроль за регулярным строительством. После 1718 г. часть функций была передана Антону Мануиловичу, который отчитывался перед сенаторами и государем (через Кабинет). Генерал-полицеймейстер передавал А. Д. Меншикову сведения о Василеостровском строительстве в частном порядке (с формальной точки зрения делать этого не должен был), а тот выдвигал свои строительные инициативы. Например, князь предлагал А. М. Девиеру приказать для стока воды каждому жителю Васильевского острова вырыть у своего дворового места рвы и обкладывать их досками или тем материалом, который будет более надежен. Рвы планировалось проложить к рекам. А. Д. Меншиков также указывал на необходимость объявить о нововведениях населению именным царским указом[595]. В ответ генерал-полицеймейстер извещал князя, что подобные меры уже предприняты, и в дополнение просил резолюцию – куда определить пустоши, которые не попали в раздачу[596].

18 сентября 1722 г. А. Д. Меншиков интересовался у генерал-полицеймейстера относительно ситуации с Василеостровскими домами обер-секретаря Сената А. Я. Щукина и семеновского полку капитана князя Шаховского. А. Я. Щукин хотел дом продать и получить благодаря помощи Александра Даниловича разрешение не перекрывать кровлю по новому образцу. Шаховской пытался прояснить ситуацию со своим двором, который был ранее взят на имя государя[597], – получит ли он деньги за него и нужно ли ему перекрывать крышу дома в соответствии с предписаниями. В ответном письме А. Д. Меншикову генерал-полицеймейстер разъяснял, что по указу государя обер-секретарю продавать дом запрещается, а замену кровли он может отложить; Шаховскому указывалось крышу дома перекрыть, поскольку тот хоть и отписан на имя царя (на его месте планировалось организовать площадь), но окончательного решения по его сносу не принято и возмещать убытки пока не планируется. Генерал-полицеймейстер полагал, что здание не будут сносить еще год или два[598].

Ход строительных работ в Санкт-Петербурге волновал генерал-губернатора постоянно. В мае 1721 г. он запрашивал у Антона Мануиловича статистические данные по поводу того, кто начал строительство домов на приморских местах, а где остались пустоши. А. М. Девиер в ответ посылал ему опись, сделанную 30 мая 1719 г.