- Мне кажется, - сказал Парадис, - что ты с ними в конце концов разберешься.

- Да, конечно, - подхватил Гедат, - я уверен.

- А что для этого нужно в первую очередь? - доверчиво спросил мальчик.

Пока Парадис выдумывал сентенцию, Гедат хитро улыбнулся и посоветовал:

- А ты подойди к ее бабушке и попроси постеречь Грету. Вручи поводок и беги, пока она будет приходить в себя. С Гретой ничего не случится, сто процентов. Эта бабушка понимает, что такое дорогостоящее имущество...

Мальчик подумал-подумал и засмеялся. Слезы бесследно высохли.

- Спасибо, - трогательно сказал он.

- Счастливо! Удачи тебе, - сказали мужчины и пошли по Тверскому бульвару в сторону Никитских ворот.

- Какая прелесть этот начинающий любовник, - сказал Парадис в задумчивости.

- Вы разглядели девочку? - спросил Гедат по просьбе Ли.

- Нет, - ответил Парадис. - Когда бантики улетели, я вспомнил о вашей кузине и немного отвлекся. А вы?

- А я успел. Окончательная стерва, - определил Гедат в стиле Ли.

- Может быть, может быть. Впрочем, это и ясно, - согласился Парадис.

Вечернее солнце прыгало с ветки на ветку, очень по-московски подчеркивая крыши и под крышами. Пахло свежестью чуть влажной городской пыли. Подмигивали золотом купола. Впрочем, что можно рассказать о весенней Москве! Москвичи и так всё знают, немосквичи или не поймут, или уже читали у классиков. Просто поверьте, что было чудесно. Весь километр стремительного спуска по Тверскому бульвару внезапные знакомцы прошли упругими веселыми походками, радуясь удобной дорожке, удобной обуви, удобному спутнику, невесомой легкости мгновенно сложившейся беседы, - всему, что можно записать в реестр "запоминающихся дней и деталей". Гедат не подумал даже спросить - куда идем. По первому решению, к друзьям Парадиса, к которым тот должен был идти с Ли. Но идет с ее кузеном. Так получилось. Бывает.

Парадис тоже не чувствовал никакого напряжения. Брат Ли оказался весьма располагающим собеседником, с цепкими глазами, напоминавшими внимательный карий взгляд Ли. Но если у ее внимательнейших глаз бывали критики, походя называвшие ее глаза холодными, то пушистые очи Гедата, решенные в мужском фасоне, медленно и очень заметно переходившие с предмета на предмет, - они были бы бесспорны в любой обстановке, под любую критику. Но Гедат, как показалось Парадису, не выступал прилюдно - в отличие от кузины.

- Мы пришли, - сказал Парадис, и они остановились перед огромной двустворчатой дверью со стеклами и отполированной латунной ручкой, ласково приглашавшей взяться за нее и легко потянуть на себя. - Да, красиво, - согласился Парадис, перехватив восхищенный взор Гедата.

Ли не бывала здесь, поэтому свежесть впечатлений вполне можно было оставить Гедату всю целиком. Хватит на двоих, а Ли уже привыкла доверять своей оболочке.

- Что это? - почти робко спросил Гедат.

- Хороший старинный дом. Жить ему осталось не больше года. Купят богатые, разворотят изнутри. Переделают для еще

более богатых. Место такое, дорогостоящее. Но пока все цело - войдем.

Они вошли в прохладный вестибюль. Узорная плитка кругом, лепнина на недоступно высоком потолке, затканная вековой паутиной. Тихо вдруг стало.

Ввысь идет удобная лестница с параллельными рядами латунных шариков по обеим сторонам ступенек. Шарики-циклопики исподлобо глазеют друг на друга навек опустевшими глазницами, ностальгируя по блестящим штырям-зажимам для ковровых дорожек, объединявшим их в парочки.

- Господи, как уютно здесь жили. А теперь - просто подъезд жилого дома. - Гедат был потрясен этим домом.

- Есть и черный ход с противоположной стороны. Там лестница винтовая, голову кружит. По той лестнице прислуга приходила, а по этой - свои, господа которые. А сейчас - вперед, на третий этаж. Пешком, если не возражаете. Лифта нету. Впрочем, идти по этой лестнице с ее некрутыми ступеньками - сплошное удовольствие. По таким ступенькам хоть двадцать этажей - и ничего, не устанешь.

Гедат шел на третий этаж и смотрел на квартирные двери. На каждой пронзительно поблескивала драгоценная ручка, удобная, чтобы взяться, красивая, чтобы любоваться. Надежная. Такие сохранились в консерватории. Обратите как-нибудь внимание.

Сказка. Гедат решил ничего не спрашивать у Парадиса.

Кто хозяева, по какому случаю... Пустяки. Этот дом достаточен, чтобы считать вечер счастливым. Очень счастливым. Очень красивым.

Забылось вчерашнее, день открытий; забылся дурной позавчерашний сон; Маша очутилась на задворках истории, неразгаданная эпистолярная Альматра вообще перестала быть. Господи, еще подумал Гедат, господи, если бы я хотел принять господствующую в данном обществе веру, я просил бы священника совершить обряд у меня дома. Если бы я жил в этом доме, конечно.

Гедат погладил перила, потрогал витые чугунные балясины. Совершенный дом. Мигом принимает тебя в себя. Но и отдать готов по первому требованию. Воспитанный дом. С хорошими манерами. С безупречными манерами.

Подошли к двустворчатой крашеной высоченной двери с пятью звонками на наличнике.

- Почему это? - удивился Гедат, кивая на звонки.

- Коммуналка. На пять семей.

- Такое бывает? - еще больше удивился Гедат.

- В таких хоромах как раз и бывает, - спокойно ответил Парадис. - Но все в порядке, не беспокойтесь, здесь хорошо. - И позвонил в серединную кнопку.

Дверь неторопливо открыла маленькая круглая старушенция лет ста, вежливо посмотрела на гостей и сказала:

- Здравствуйте. Вас ждут.

Такие старушки обычно спрашивают, прописаны ли вы тут, а то можно и милицию вызвать. Или сообщают очереди, что вас тут не стояло. Или призывают к полной тишине после одиннадцати вечера.

Эта же, напротив, доброжелательно улыбнулась - и ушла в свои покои. И дверь за собой поплотнее прижала.

Парадис повесил свой бежевый плащ на ветхую немыслимую вешалку с гнутыми крючками, показав Гедату пример поведения в данной прихожей. Гедат снял куртку, оставшись в утреннем наряде, джинсы с джемпером, и осторожно повесил на соседний крючок. Парадис рассмеялся:

- Не бойтесь, все это не такое ветхое, как прикидывается. Эти крючочки могут выдержать вес самоубийственно пьяного тела, пытавшегося тут как-то разобраться с жизнью...

- Веревка не выдержала?

- Ну что вы. Тут и веревки в кладовке - что надо. Просто ему перед разлукой захотелось покурить и он, вися с поджатыми ногами в петле на вешалке, ухитрился позвать жену и властно потребовать беломорину...

В прихожую с гиканьем въехал мальчуган лет трех на двухколесном велосипеде, виртуозно обогнул высокую стремянку, табуретку, гостей и порулил на кухню. Гедат посмотрел ему вослед и задумчиво сказал: