Гедат рассматривал соперника с нескрываемым любопытством, переводя взгляд с его усов на джинсы хозяйки, на спокойные руки Парадиса, опять на усы, на лиловатые длинные губы, на размашистые брови, прекрасные округлые ноздри, - и чувствовал тупую досаду на все подряд в этом больно устроенном мире. Он чувствовал, что эта хозяйка не случайно берет на нервную должность третьего мужа откровенную красивость и нерастраченный дикий пыл.

Гедат вдруг вспомнил показательное выступление Маши. В решении хозяйки взять к себе этого молчаливого породистого скакуна он вдруг увидел нечто очень близкое Машиной разборке с овощами. Места много, на всех хватит... Но это же невыносимо. А как все это терпят?

Вы помните, что Гедату-мужчине было два дня от роду. Внутри сидела многовековая Ли. Но она не могла помочь ему, когда тело стало столь самостоятельным. Оно, собственно, и не очень просило о помощи. Скорее, о невмешательстве. Мужская самонадеянность, фыркала Ли.

Вдобавок Ли обрела новую свободу, которой была лишена раньше и не знала о своем лишении, и которой сейчас не было у Гедата.

Она внезапно вынырнула из тела и взлетела под окутанный туманом вечеринки потолок. Когда Ли покидала Гедата, он ощутил нежное головокружение, в глазах на миг потемнело, а кончики пальцев онемели, - но все это прошло через секунду, как мимолетный сон. И он почувствовал себя легко, уверенно, раскованно. Ли притормозила на люстре и внимательно вгляделась в собрание. Одновременно и Гедат, ощутивший неземной прилив сил, неторопливо оглядел круг новым взглядом, обретая значение, впитывая детали, имея всё сам...

Парадис заметил перемену. Неистовый блеск Гедатовых глаз нельзя было объяснить одним бокалом шампанского, да и внезапная страсть к хозяйке, также не укрывшаяся от Парадиса, не могла вызвать этого странного сияния. Гедат лихо-свободно сидел в кресле, и у его позы теперь вполне могла быть такая характеристика, как п о х о д к а. Парадис все более вглядывался в своего гостя и все меньше понимал, чем все это кончится. От первоначального намерения обоих, и Парадиса, и Гедата, не осталось и следа. Простой светский выход, ну хотя и на помолвку к бывшей жене Парадиса, должен был иметь один-единственный результат для всех, включая Ли: развлечение.

Но сейчас, в отсутствие Ли, в самоцветном свечении глаз ее кузена, в шуме некогда родного дома, Парадис поймал озноб, одиночество, а чуть позже - выматывающую тоску, необъяснимую разумом.

Ли с люстры рассматривала переливы настроений своего любовника Парадиса и своего тела Гедата, и на редкость ясно читала их каждое, самое малое внутреннее умышление. Она могла узнать мысли всех, кто были в комнате, и, возможно, вообще всех. Но теперь она не могла вмешаться в действие. У нее не было рук, ног, губ, плоти как таковой, - ничего, кроме бесконечной мощи видения, и чувствования, и понимания, и - как вдруг выяснилось - безмерной любви ко всем.

Хозяйка праздника, почуяв необычное, но не уловив источник, обратилась к Парадису:

- Скажи мне, пожалуйста, тост и мнение. И пожелание. Ты совсем молчишь сегодня.

А Ли расслышала, как внутренний голос хозяйки надрывно крикнул бывшему мужу яростное, как хлыст, приказание, чтоб продолжал любить, и пусть все думают, что мы друзья...

Парадис посмотрел ей в глаза и чуть заметно показал на Гедата. Хозяйка прочла сообщение и мысленно ответила, что эту внезапную страсть не только заметила, но и, если честно, сама вызвала, когда увидела Гедата на пороге собственного жилища. Очень сексапилен. А что, опять нельзя?

Чувствуя, что встревает в вечный диспут, Парадис решительно встал с бокалом в правой руке и сказал:

- Поскольку мы собрались дискутировать, а московским интеллектуалам, а особливо творческих профессий, а тут все такие, - только волю дай, и они уж надискутируют, то предлагаю тему: вечная помолвка. В последнем слове корень от молвы, молвить, вымолвить, сказать, выговорить. А что сказано, то уже сделано. Двое уже высказались. Зачем им еще что-то? Свадьба? Загс? Или вы, может быть, венчаться надумали? И если надумали, то зачем? Какого посредника вам не хватает? Дюжина свидетелей, прибравших за ваше здоровье целого поросенка и несколько десятков других вкусных блюд под шампанское и прочие напитки, уже не забудут вашей слаженной доброты. Все объявлено. Что дальше?

- Тост! Тост! - загудела вся дюжина.

- Ах, ну если дело в тосте, то предлагаю выпить. - И сел на место.

Все согласованно выпили и дружно разобрали миску очередного салата.

- Надо отвечать? - поинтересовалась хозяйка.

- Надо! - сказали гости.

- Позвольте мне, - наконец разомкнул уста жених. - Я все-таки замешан в этой ситуации, с вашего позволения. Я нашел женщину, которая идеально подходит мне во всех делах. Она понимает мои чувства, мысли, мою работу, она изумительная любовница, хозяйка, она уважает моих друзей, родню. На все мое она откликается адекватно. Я чувствую, что это целиком мой человек, мне уютно и безопасно. Что может быть лучше?

- Но вы перечислили параметры идеальной любовницы, а не именно жены, - возник длинноволосый Димуля. - Почему вы женитесь? Ведь у вас обоих уже есть дети.

По соседству с Димулей сидел седой мужчина солидных лет, холеной ароматной наружности, в серых брюках и синем двубортном пиджаке. Короткая стрижка в сочетании с тонкими модными очками наводили на словосочетание: плейбой-профессор. Или профессор-плейбой.

- Очевидно, в нашем обществе сильна тяга к традиционному статусу женщины в обществе. Наше общество еще помнит понятие греха. Костным мозгом помнит. И к свободной любви, не отвечающей перед обществом имущественно, относится с подозрением. С парой, не связанной юридическим доверием, не будут так же охотно вести дела по-серьезному, как с парой связанной, - сказал профессор на прекрасном московском диалекте с лекторскими интонациями.

- То есть если они в рабстве друг у друга, то и обществу спокойнее? - возмутилась элегантная сорокалетняя дама, похожая на поэтессу.

- Да, мадам, - ответил профессор, - и на Западе это давно поняли. Сейчас в Америке деньгами и льготами всячески укрепляют именно юридическую семью. А в той стране, согласитесь, живут деловые люди. Любовь как личное дело каждого - это пережиток социального романтизма. Я уверяю вас: чем более развита и благополучна в экономике страна, тем вернее она будет говорить со своими гражданами о законно оформленной семье. Посмотрите в день объявления итогов каких-нибудь выборов: на трибуну вместе с ним, с победителем, выходит она. Украшение, поддержка. И его обязанность перед обществом. Если он выйдет с любимой женщиной, не женой, - да он просто не выйдет. Не пустят.

- У нас тут, слава Богу, Россия. Не Запад, - напомнила элегантная дама, отрезая поросенку пятачок. Ее большие синие глаза поискали соль, нашли, дама успокоилась и опять обратилась к профессору. - Вас, собственно говоря, проблема спокойствия или любви занимает?

- Голубушка, - рассмеялся профессор, - любовь многообразна. Меня она, правда, уже ни в каком облике не занимает, кроме как в виде взрослой ответственности взрослых людей друг перед другом. В том шаге, на который нацелены наши уважаемые друзья, я вижу акт ответственности. И за это уважаю. Априорной ответственности, а не той эфемерно-выжидательной, которая, возможно, будет проявлена ими по жизни, когда они что-нибудь там докажут друг другу. Или не докажут. Они уже доказывают, сейчас. А не потом. Чтоб не занимать вас долее, скажу следующее: помните, в Москве была эпидемия фиктивных браков из-за прописки? Так вот; из двух людей, вступающих в фиктивный брак, один обязательно втайне надеется, что брак не фиктивный. А из двух людей, вступающих в свободное, неюридическое сожительство, как минимум один, а чаще оба, - знают, что они подлецы. Так лучше уж фиктивный брак, чем никакого. А еще лучше натуральный. Эффективный. Мерси.